Raymond Abaddon - По ту сторону пламени

— Пятеро хотят клятвы, но я оставила право выбора за вами, — тварь обращается к огненным магам.

— Спасибо, — хриплый выдох обжигает щеку.

— Они скоро будут здесь. Пора отметить тех, в подвале.

— Хектор, — говорит Янни.

— Каковы наши шансы? — Айя рассматривает разбитые колени. — Выжить.

— Я не знаю, — признается тварь. Сидящий ниже Хикан откидывается на скамейке. Звериные глаза светятся:

— У нас не было ни единого до попадания сюда.

— Говори за себя, — отвечает Энид.

— А я и говорю. Тебе тоже советую, — хмыкает.

— Сегодня все должны высказаться, — обрывает Эйса, ввинчивая окурок в металл опоры. — Все.

Но дорогой назад мы долго молчим. В сизых сумерках редкие светящиеся окна чьих-то воспоминаний похожи на маяки: неровная цепочка ведет сквозь лабиринт перепутанных времен. Оглядываюсь на девятиэтажку Янни и Марии и замечаю то, чего раньше не было: три окна в ряд сияют желтым. Мальчишка тоже обратил внимание. Только это и видит — идет задом наперед, не отрывая взгляда от прошлого.

— Странно, что здесь нет Университета, — говорю я. Неужели ни для кого он не стал точкой отсчета новой жизни?

Идущий сзади Хикан подает голос:

— Совсем древний есть. Возле… сквера, — запинается, обозначая свое место в системе координат Отрезка. Когда два дня назад, гуляя по городу, мы вышли к стене черных деревьев, Хикан оцепенел. Эйса звал и тряс за плечи, но оборотень отмер лишь вечность и хлесткую пощечину спустя, чтобы попросить:

— Сожги. Ты ведь можешь — сжечь?

Занявшийся на закате, парк полыхал всю ночь. А мы смотрели, за ним и Хиканом, пока не осталось ни одной целой ветки.

Сейчас парень, стряхнув оцепенение, продолжает:

— Здание в форме подковы, там еще двор с колоннами и фонтанчиком, — видела. Старинное, невзрачное и выеденное пожаром. — У нашего защитный контур усовершенствовали против любого воспроизведения, ведь иначе образовались бы и копии артефактов, книг, документов…

— В сгоревшем располагалась только ложа, ничего ценного, — говорит Айяка. — Тогда орден назывался братством Камня, поскольку магический потенциал исключительно Камнем и определяли. Он участвовал в ритуалах посвящения и передавался от одного Главы к другому. Потом нашли еще восемь, а следом и без них научились обходиться…

— Братство Камня, — перебивает Эйса, — было тайным светским салоном. Члены учились магии ради развлечения. Сходить поохотиться на вервольфа. Прогуляться в долину фей. Нечистью в основном занимались монахи, а их на увеселительные мероприятия элиты не приглашали. Зато именно пожертвования богачей кормили странствующих церковных магов. До образования ложи те жили за счет монастырей, но чем дальше существа и сущности уходили от растущих

городов, тем реже требовались услуги волшебников. Соответственно, со временем священники стали скупиться на еду и кров.

— А твари? — спрашиваю у Плутона. Они ведь, наоборот, должны стремиться к цивилизации.

— Твари убивают быстро, а перемещаются еще быстрей. Люди постоянно исчезают — как понять, по чьей вине? — сверкает серебристыми зубами. — Раньше на нас почти не охотились. Не успевали выслеживать.

— Только существа и сущности привязываются к ареалу обитания, — говорит Эйса. — Их активность рано или поздно становится довольно заметной. Получаются осевые места вроде проклятых домов или лесов, где часто пропадают люди. Поэтому приходится изгонять или убивать, а зоны влияния чистить. Еще магических животных ловили для бестиариев, но содержать существ в неволе очень трудно, а сущностей — невозможно. Изучать тогда никого не изучали, они ведь сразу исчезают, если умертвить.

Да. На следующий день после гибели паучьей твари от крохкого панциря не осталось и следа.

— Всерьез изучением магических порождений занялись, когда Пифон Хоа открыл способ сохранять тела после смерти, — почти виновато поясняет Айяка. Продолжает, но я не слушаю, поглощенная воспоминанием: многоногая тварь. Высшая.

Не испугалась печати Плутона. Была сильнее моей твари.

Но легко проиграла трем мальчишкам.

— Они все медленно угасают, а хотят сгореть, — сказал однажды Наас. Мне становится холодно. Касаюсь Плутона. Под шершавым мехом перекатываются мускулы, ходят острые лопатки. Такая живая.

Мертвее мертвого.

Запрокидывает рогатую голову к первым звездам. Не разобрать выражения на узком лице: тварь — вырезанная из мрака фигурка, точь-в-точь рисунок в архиве. Призрачный Илай перехватывает мой взгляд. За его плечом плещется тьма. Выдыхает, сжимая кулаки:

— Он здесь, — Сирас.

Твари проступают из ночных теней. Сбиваемся в круг. Вооруженные перчатками образуют периметр. Илай отталкивает меня в центр. Поднимаю пистолет и направляю на крылатый сгусток перед ним.

— Две, пять, — срывающимся шепотом считает Айяка.

— Семь, — говорю я. Вместе с Плутоном — восемь. Слежу за Энид: часто дышит, темные глаза широко распахнуты, а жесткая форма надулась от ветра.

— Ты умрешь одна или прикончив всех нас, — предупреждаю тихо. Девушка вздрагивает, ненавидяще смотрит несколько бесконечных секунд. Рядом, лихорадочно дергая застрявшую змейку, стонет Янни. В звонкой тишине шуршание куртки оглушает. Накрываю нервные пальцы:

— Все хорошо. Они тебя не обидят, — но его природа сейчас вопит другое.

— Я знаю, что вам очень страшно, — сколько раз я просыпалась под торшером от сухого хлопка лампочки, от града осколков, чтобы увидеть, как кто-то ползет из темноты? — Бояться — нормально. Не сопротивляйтесь. Позвольте страху победить. Он — часть вас самих, и не причинит вреда. Он тоже хочет жить… Энид. Пожалуйста. Попробуй довериться… себе, если не нам.

Волшебница зажмуривается. Закусывает губу. Медленно отпускает волнующиеся чары.

Твари кружат, перетекая и смешиваясь. Тонкие рога Плутона то проявляются сколами пространства, то исчезают — стоит моргнуть. Дикие формы путаются в сознании, а образы разложения и смерти едва успевают отпечататься на сетчатке прежде, чем исчезнуть навсегда.

— Ни хрена себе, — голос Нааса нарушает странный танец.

— Мой, — клекочет гривистое дымное создание с изогнутым телом, скребет асфальт мощными лапами. Наас давится воздухом:

— Еще чего!

— Мой, — настаивает тварь. Непрерывно колеблется, вспухает белесыми нарывами, опадает коростой. Разрушается: ее время заканчивается.

— Она умирает, — Наас или Илай должны остановить это. Но Илай опускает затянутую в сетку заклинаний руку и шагает к иной, угрожающе распушившей перья на локтях. Почти человеческое лицо влажно переплетается голыми мышцами, которые обнажают и скрадывают кости и пустые глазницы черепа. Скелетообразное тело с вывернутыми назад коленями трясется, гремят металлом длинные суставчатые пальцы.