Т. Клайн - Церемонии

В теплую погоду на пороге у ван Миеров обычно уже сидело несколько старожилов, попивая мятный чай со льдом из холодильника в кооперативном магазине. Мужчины курили трубки, женщины вязали. Они сидели, глядя на струи дождя, и говорили об урожае и Писании. Когда по дороге мимо двора приезжал автомобиль, — что случалось крайне редко, — они гадали, кто это и куда направляется. Когда заканчивался чай со льдом, женщины начинали зевать, а мужчины докуривали последнюю трубку, они потягивались, медленно поднимались на ноги, прощались и направлялись домой.

Они не всегда разговаривали, а порой просто сидели в тишине и прислушивались к ночным звукам. Им не нужны были развлечения. Они были вполне довольны жизнью.

По крайней мере, большинство. Адам Вердок, который только что пришел с молочной фермы на другой стороне дороги, припомнил живущего в Лебаноне родственника. Тот послушал жену — не из их секты — и провел в дом электричество.

— А после этого остановиться было трудно. Сначала он купил ей электрический утюг с паром. Потом — какую-то штуковину с синими огнями, которая убивает насекомых. Наконец, взял и купил себе телевизор, точно как молодой Иона Флиндерс.

Собравшиеся повздыхали и горестно покачали головами. Они знали, что будет дальше; практически все уже слышали рассказ раньше.

— Ну так вот, поставил он эту штуковину в гостиной, где ее можно было посмотреть в любой момент, и сначала думал, что это что-то эдакое, особенное. Но потом к этому телевизору пристрастились его детишки, и, как я слышал, он их здорово испортил. Они стали пропускать обеды и забросили работу по дому, лишь бы пробраться в гостиную и посмотреть, что там показывают, стали просить всю ту ерунду, что видели на экране, а старшего сына вышвырнули из школы из-за того, как он вел себя с девушками. Наконец, терпение у бедняги лопнуло, взял он этот треклятый аппарат и закопал его за свинарником. Теперь каждый вечер по два часа сидит и смотрит на то место, где он стоял, — для покаяния. Говорит, это напоминает ему о совершенном грехе.

Новые покачивания головами и звуки одобрения; всем было налито еще по чашке чая. Вафуил Райд поднялся и шумно прошел в туалет. Иаков ван Миер продолжал качаться на любимом кресле. Адам Вердок еще раз набил трубку.

Наконец ван Миер откашлялся.

— Не удивлюсь, если твой племянник тоже решит купить эту штуковину, чтобы угодить жене.

Вердок помолчал, задумчиво попыхивая трубкой.

— Нет, — сказал он наконец, — ей хочется не этого. Ей хочется общения. Она, знаешь ли, из большой семьи, из одной из этих новых общин в Сидоне, привыкла, что вокруг всегда много народу. Думаю, она будет довольна, только когда у нее народятся детишки, но уж это решать не ей, а Сарру. А он пока не готов растить детей. Ему бы с кукурузой управиться. — Он помедлил. — Так ведь, Лиза?

Его жена не подняла голову от вязания. Она тоже была из Поротов, а потому говорила куда снисходительнее.

— Мне кажется, Сарр делает все, что может, — сказала она. — И, я так думаю, что и с женой он по-хорошему обходится. Ведь согласился же он пустить жильца.

— Да, видал я этого парня в магазине, — сказал ее муж. — Помнишь, Берт, прошлым воскресеньем? Толстый такой, мягкотелый. Но на вид как будто дружелюбный. Поспорил немного с Нафаном.

Стиглер кивнул.

— Мне тоже так показалось. Но Сарр хорошо о нем отзывается. Брат Нафан, понятно, не особенно жалует тех, кто не зарабатывает на жизнь честным трудом, — он помедлил. — От Нафана ничего другого ожидать не приходится.

— Ну зачем же говорить так не по-христиански, — укорила Амелия. — Не забывайте, завтра утром мы все будем гостями в доме у брата Нафана.

Все вокруг закивали. На этой неделе служба должна была состояться в доме Лундтов. В следующее воскресенье все соберутся у Хама Стадемайра, а потом придет очередь Поротов.

Элси ван Миер подняла голову.

— Как думаете, Лотти Стуртевант будет на службе? Ей же вот-вот рожать.

— У нее еще есть несколько недель, — сказала Амелия. — Но это правда, она уж очень раздулась. Никогда не видала ничего подобного. Точно сын родится, и большой.

— Она не разродится до конца месяца, — сказала Лиза Вердок. — А может, дотянет до августа.

Ван Миер перестал раскачиваться.

— Будем надеяться, — сказал он. — Будем надеяться, что это случится только после Ламмаса.

— Аминь, — сказали остальные и кивнули.

— Аминь, — сказал Вафуил Райд, который только что вернулся с крыльца. Он прошаркал к старой плетеной кушетке и тяжело уселся рядом с женой.

Ван Миер снова начал раскачиваться. Его жена прогнала жука с кувшина с холодным чаем. Лиза задумчиво посмотрела на струи дождя, сбегающие с навеса крыльца. Вдалеке раздался раскат грома.

— Эк полил, — сказала она. — Странно, что никто его не предсказал. День-то самый для дождя подходящий. — Она на секунду умолкла, потом заметила: — Но начался он как раз кстати. Кукурузе его не хватало.

Остальные повернулись и посмотрели в ночь. Снаружи вновь донесся раскат грома. Все слышали, как за домом и чередой деревьев дождь стучит по рядам надгробий на кладбище.

— Аминь, — повторил Райд.

Сарр и Дебора собирались провести весь день на службе и отправились в Гилеад за много часов до того, как проснулся Фрайерс. Он остался на ферме наедине с животными: семью кошками, четырьмя курицами и петухом, поющими среди листвы невидимыми птицами и насекомыми, которые назойливо кружили в горячем воздухе. Солнце скрывалось за низкими серыми облаками; земля была все еще мокрой после вчерашнего дождя, от нее пахло болотом. В такие дни почва будто сама плодила насекомых, как лошадиный труп, в котором, как считалось раньше, они самозарождаются.

Из окна Фрайерс видел, как Бвада и Ревекка гоняют что-то возле амбара. Серая кошка, несмотря на свой возраст, явно была успешнее. Потом они переключились на кузнечиков, которые в обилии водились в кукурузе.

Пропустив упражнения, Фрайерс пошел на кухню и приготовил себе завтрак; с мрачным видом полистал один из религиозных журналов Поротов, потом вернулся к себе и всерьез взялся за чтение. Он вернулся к «Дракуле», которого начал прошлым вечером, но сумел сделать лишь несколько бестолковых заметок.

Попытался заняться Стокером, но эта викторианская сентиментальность снова начала меня раздражать. Книга начинается на замечательной пугающей ноте, — Харкер оказывается в ловушке в карпатском замке и вот-вот станет добычей его ужасающего хозяина, — но потом Стокер перемещает место действия в Англию, делает основным действующим персонажем женщину и просто неспособен удерживать напряжение на прежнем уровне.