Сергей Савенков - Жизнь номер 2016: Песни девочки не со звёзд [СИ]

Семёныч вздохнул.

— Ладно, рыжуха, пошли, — он развернулся и зашагал на выход. Обернулся в дверях: — Котя! Пришлю с порошком…

Злата громко сказала: «Дівчат не дратуй!», томно прищурилась и шепнула на ухо, успев укусить за мочку: «До побачення, солодка Міка…»

Я снова осталась одна.

В голове всё звучало: «До побачення, солодка Міка…»

Сладкая? Это она, будто мёд!

Не слишком рассчитывая на обещание Семёныча, я принялась стирать худи.

Мыло с холодной водой стирало не очень. Я придирчиво нюхала худи и тёрла опять.

Порошок бы сюда! Но его отобрали девчонки. Хорошо хоть тепло, и высохнет быстро.

— Кто их дратует… — исковеркала я на русский манер, и устыдилась — Злату подобные вещи бесили.

Рыжуха была «западенкой». Родители всякий раз повторяли: «Это враги, хуже нет!» Странно, что враг оказался значительно лучше друзей.

Злату боялись.

Во-первых, она была умной, расчётливой, а когда надо — предельно жестокой.

Во-вторых, она убила отца — он пил и гонялся за ней с топором. И ей сошло это с рук. Болтали, что следака она соблазнила.

В-третьих, она пырнула Танюху. Не сильно, но всё равно. И вновь прокатило — за неё все были горой: питалки, Семёныч и даже директор.

В общем, со Златой всё было понятно. Рыжие волосы, пухлые губы и голубые глаза. При этом, смуглая кожа и озорные веснушки — с ранней весны и до осени Злата лежала на солнце.

Кто устоит?

Но что такая девчонка нашла во мне — блеклой, худой и безгрудой? Длинноногой, но это совсем не спасало, скорее отталкивало. «Гости» кривились при виде меня:

— Будто какой-то паук, выросший в темноте! И смотрит, как будто животное…

— Привыкай! Они все тут так смотрят. Неисправимые задержки в развитии. Людьми им не стать.

— Может и так, только эта — особенная. Для конченых извращенцев!

Я была стопроцентный «брак». И вдруг…

Но Семёныч…

Хороших людей — единицы, подставлять его не хотелось. Он столько сделал для нас! Устраивал девчонкам свидания, не отбирая почти ничего. Иногда разрешал алкоголь, а потом говорил по душам и гладил по голове. И меня всегда защищал.

К тому же, он очень смелый! Однажды, «гости» нанюхались кокса и собрались к малолеткам. Семёныч встал на пути:

— Это дети! Через мой труп!

Пьяная полицейская шишка сказала:

— Да все они шлюхи! Дрочат дни напролёт. Изначально испорчены, знаешь и сам. Не всё ли равно, в каком возрасте начинать?

Но Семёныч их не пустил.

Его не убили. Даже не посадили. Наверное, им пока хватало и нас.

Мужики — одноклеточные, мы для них вещи. Как выглядишь, кто ты такая — им всё равно. Кончил в новое тело — и рад, в голову больше не бьёт.

Но даже они на меня не велись. Это радовало. Однако, уверенности не добавляло.

И вдруг, Злата! Самая красивая девушка в мире!

— Мика, привет! Затеяла стирку?

Голос мужской. Я вздрогнула, не узнав — в голове всё гудело. Обернулась и успокоилась — рядом стоял Мурлыка.

Вообще-то, в нашем крыле обитали только девчонки. Семёныч строго за этим следил, гоняя мальчишек и делая исключение лишь для мужчин. И то, далеко не для всех — только для обладателей власти, а иногда — богатеев. Однако, мальчишкой Мурлыку никто не считал — ни Семёныч, ни даже девчонки.

Иногда его заставляли лизать, но относились при этом не как к мужику, а скорей — как к коту, приученному сгущёнкой. Он никогда не отказывался, но и не рвался. Да и девчонки делали это от скуки, и чтобы слегка отомстить обладателям членов.

Какое уж тут удовольствие! Ведь, чтобы добраться до пика, нужно ценить мужика, с которым ты спишь. Во всяком случае, мне так казалось…

Откуда мне знать про какие-то пики? Если солдат суёт в задницу член, разве тебе до оргазмов! Думаешь только о том, как остаться в живых. Потом, рыдаешь от боли, пытаясь посрать.

— Я принёс порошок! — Мурлыка нахмурился. — Эй! Ты чего вся трясёшься? И кровь…

— Благодарю! — я подставила руку, и Мурлыка насыпал в ладонь. — Не парься, я в норме.

Мурлыка поставил на раковину красный флакон с надписью «Gucci Rush».

— Подарок от Златы, — он изобразил её грудной голос: — Щоб пахла, як дівчина.

— А по-простому, чтоб не воняла говном.

— Может, хочешь курнуть? Девки все уже пьяные, а Семёныч закрылся со Златой.

— Ты же знаешь…

— Знаю. Ты — дура! — мальчишка зашёлся безумным смехом. — Тогда так посидишь, повтыкаешь!

Конечно же, я согласилась. У меня не особенно много друзей.

Только Мурлыка.

Когда мы вышли на крышу, звёзд ещё не было. День догорал, солнце падало за горизонт.

Мы уселись на парапет, свесив ноги. Я зажмурилась от удовольствия — когда раскалённый за день бетон греет жопу, это одно из самых восхитительных чувств. А если болтать ногами, то можно представить, что ты — шагающий по степи великан.

Внизу был бетонный забор, защищающий лагерь от золотого океана степей. С проходившей поблизости железной дороги ветер нёс резкие запахи и грохот порожнего товарняка. Левее был лес и развалины старого корпуса, за которыми возвышалась ажурная радиовышка. А совсем далеко блестел Днепр.

Мурлыка стал забивать косячок.

— Как думаешь, если лебедя трахнуть, а он не самкой окажется — это сочтут извращением?

— Лебеди или люди? — задала я встречный вопрос. Мальчишку «ответ» устроил.

К Мурлыке нужно привыкнуть. Только начнёшь говорить с ним серьёзно, как он что-то ляпнет такое, что сразу теряешь нить разговора. Он говорит: «это всё потому, что грибы создают необычные связи нейронов». Но думаю, он делает это специально — чтобы выбить меня из проторённой колеи.

— Мур, почему питалки и даже Семёныч не боятся пускать нас на реку и в лес? Всякое может случится!

— А к спонсорам почему не боятся? А в город? — он усмехнулся. — Разве не видишь, всё уже вышло из-под контроля. Если коробку открыл, и бабочки разлетелись, то фиг их назад запихнёшь.

— Какие мы бабочки… Нам не взлететь…

— Мика? Ты для чего на крышу приходишь?

Странный вопрос! Здесь так хорошо! А почему, я не задумывалась.

— Наверное, чтобы быть ближе к небу. И тут нет людей. А ты?

— Как будто не ясно! — Мурлыка кивнул на косяк.

Такое объяснение расстроило. Лучше бы он сказал: «Чтобы делить с тобой красоту на двоих». Но для мальчишек, всё это сложно. Даже для необычных бесполых мальчишек, как он.

А мне так хотелось быть нужной!

Мурлыка курил, щурясь от дыма, набирая полную грудь и время от времени кашляя.

— Ещё, чтобы быть с тобой. Делить все миры на двоих.

Сердце затрепыхалось. Я сделала вид, что мне безразлично.

— Миры? Тебя уже вставило?

Он рассмеялся: «Не отпускало!» А после сказал, очень-очень серьёзно:

— Мне кажется, всё уже было. И крыша, и ветер, и степь.

— С нами?

— С нами, только с другими.