Джон Ширли - Черные крылья Ктулху • 2 [Восемнадцать историй из вселенной Лавкрафта] [сборник]

В сущности, такое поведение было вполне типичным для Рика. Пока они были вместе, любое решение было для него сродни прыжку с «тарзанки». Он слепо верил, что трос, к которому он привязан (то есть Конни), никогда не позволит ему удариться об острые камни внизу. Он бросил аспирантуру, потеряв при этом отсрочку для выплаты шестидесяти тысяч долларов студенческого кредита. Будучи безработным, он никак не мог по нему расплатиться. Он записывался на дорогие тренинги и пытался овладеть самыми разными профессиями, к которым быстро терял интерес. Он заказывал еду в ресторанах, когда дома был полный холодильник, и в итоге опустошил их общий банковский счет. Из-за своей безответственности он никак не мог получить ипотечный кредит — он даже чертов телефон зарядить не мог! И в результате он… Конни не смогла подобрать нужных слов, чтобы обозначить его последнюю провинность.

Небо за деревьями наливалось красками, бледно-розовые тона сменились багровыми. Стволы и ветви напоминали неизвестные Конни иероглифы. Солнечные лучи придали румянца коже, окрасили в рыжий цвет бутылку, адским пламенем заплясали на покрытых инеем ступеньках. Конни безотрывно смотрела сквозь деревья на поднимающееся солнце, пока не перестала замечать все остальное.

Фотоны низвергались на ее листья, пробуждая их к жизни.

(Что?!)

Она сложилась под прямым углом, и солнечный свет раздробился.

(Ох)

Чернота.

(Боже)

Конни вскочила.

Дрожь корней. Чернота, все шире. Холод под ногами. Схватив бутылку за горлышко, Конни ударила ею о перила. Бутылка разбилась только с третьего удара. Остатки водки выплеснулись на доски. Глазам Конни предстали сотни крошечных черных — как там их называл отец Рика? — эмбрионов, пронзительно вопящих, осознавая, что она видит и слышит их.

Чернота. Стебель изгибается. Стекло на коже. Конни взглянула на отбитое горлышко бутылки. Неплохое импровизированное оружие, пусть у нее и было чувство, что она с пращой идет на ядерную войну.

Утренний воздух наполнил шум хлопающих кожистых крыльев. Конни почти видела летающих вокруг дома существ, чувствовала, как они искажают пространство. Уронив одеяло на доски, она подошла к незапертой двери в прачечную. Думала, что будет иначе? Крепко сжав стеклянный кинжал, Конни открыла дверь и шагнула внутрь.

Джейсон Экхарт — иллюстратор-фрилансер, время от времени еще и пишет: в литературе как искусстве его особенно радует дополнительное измерение — время. Его статьи и рассказы публиковались на страницах «Weird Fiction Review», «Lovecraft Studies», «Studies in Weird Fiction» и других журналов. Сам он зачитывается Лавкрафтом, Дансени, Бирсом, Робертом Э. Говардом, Лорен Эстельман и книгами по истории. Экхарт живет в Массачусетсе с женой, падчерицами и кошками.

В 2004 году историков и естествоиспытателей равно взволновала новость о том, что обнаружены судовые журналы британского натуралиста Маргейта Таунсенда. Небольшие, переплетенные в акулью кожу томики в восьмую долю листа всплыли в лондонском аукционном зале Беркли и Дайтона в составе анонимного лота и были приобретены представителями факультета естествознания Мискатоникского университета. Значимость этого документа — как отчета очевидца о второй великой исследовательской экспедиции капитана Джеймса Кука (1772–1775) с участием официальных корабельных «природоведов» Иоганна Рейнгольда Форстера и его сына Георга — не подлежит сомнению. Настоящий кладезь информации о тихоокеанской флоре, фауне и туземных обычаях окажется бесценен для будущих историков, антропологов и биологов.

Но этими немалыми достоинствами важность документа отнюдь не исчерпывается. В частности, он может раз и навсегда разрешить долгий спор о том, почему Кук в январе 1774 года, отступая от антарктических паковых льдов, внезапно поменял направление примерно на 47° южной широты и, снова взяв курс на юг, достиг 71° 10′ южной широты — той легендарной крайней точки, «дальше которой, как мне кажется, человеку пути нет».

В журналах Таунсенда этот период датирован 5–11 января 1774 года. Ученые не преминут тут же отметить множество расхождений между рассказом Таунсенда и содержанием других дневников, которые велись на борту «Резолюшн» (в том числе и за авторством неустрашимого Кука). Но на основании целого ряда внутритекстовых свидетельств у Таунсенда, вкупе с тем, что его записи вполне согласуются с прочими судовыми хрониками в отношении всех других подробностей путешествия, многие приходят к заключению, что отчет Таунсенда более достоверен; более того, что остальные участники экспедиции договорились молчать относительно всего обнаруженного в ходе тех пропущенных дней. Почему — станет ясно по прочтении. Именно с целью продолжить дискуссию и подтолкнуть научное сообщество к новым изысканиям нижеследующий текст ныне опубликован и впервые представлен широкой публике благодаря финансовой поддержке Исследовательского фонда Френсиса Виланда Терстона {24} 24 Френсис Виланд Терстон — персонаж рассказа Г. Ф. Лавкрафта «Зов Ктулху» (1928), бостонский антрополог, расследующий смерть своего двоюродного деда, как выясняется связанную с загадочным культом Ктулху. .

5 янв. 1774

Нынче утром ветер слабый, небо ясное — какое блаженство оказаться вдали от лютого холода и ледяных гор крайних южных широт! Во множестве встречаются птицы, в т. ч. альбатросы, буревестниковые, Puffinus Линнея и т. д. Тако же летучие рыбы — их целые стаи, вся палуба ими завалена, и блестят, как бруски серебра. Налетели прямо на наш корабль, точно гонимые ураганом. Позже обнаружились несколько кальмаров неизвестного вида, плывущие на юго-юго-запад. Мы встречали их снова и снова, покуда не сгустились сумерки, но и тогда эти существа распознавались по ярким цветным пятнам на бессчетных длинных щупальцах.

6 янв. 1774

Ясно, ветер по-прежнему попутный, с каждым днем теплеет, хотя, пока погоды стоят благоприятные, команда словно бы места себе не находит. Один-двое жалуются на кальмаров — эти твари на наших глазах все прибывают целыми косяками, их тут сотни, нет, тысячи! Я не замечал в них ничего необычного, пока один из моряков не добыл одного рогачом [т. е. гарпуном]. Он вытащил кальмара на палубу, чтобы мы могли рассмотреть его поближе. Это оказалась крупная (15 футов) разновидность Teuthis Linn[aeus], но вместо обычных двигательных плавников, у этих — громадные перепончатые крылья, вроде как у летучей мыши. От головы кальмара с каждой стороны отходит ряд членистых пальцеобразных отростков: на них и разворачиваются крылья, как паруса на рангоутах. Я взял на себя смелость самолично поименовать его Teuthis megaptera, за гигантские крылья (при всем уважении к Линнею).