Джон Ширли - Черные крылья Ктулху • 2 [Восемнадцать историй из вселенной Лавкрафта] [сборник]

Переговоры между капитаном и островитянами, по всей видимости, протекали мирно. И тут Гиллис, тот самый матрос, который разговаривал со мною о кальмарах, подошел к одному из дохлых морских чудищ, валяющихся на песке, и нагнулся его ощупать. Тут же из строя выбежали два десятка воинов и кинулись к нам, потрясая клинками и издавая яростные вопли. По счастью, наши люди были вооружены мушкетами и тут же вскинули их на изготовку. Не успели они спустить курки, как кап. Кук закричал: «Стреляйте поверх голов!» — и так наши и поступили. Треск выстрелов сдержал атаку дикарей, но лишь отчасти и не так действенно, как нам бы того хотелось. Пока они растерянно застыли на месте с занесенными клинками, меньше чем в двадцати футах от нас, а наши люди лихорадочно перезаряжали мушкеты, на моих глазах Кук и толмач о чем-то быстро и настойчиво переговаривались с островитянами. «Нельзя трогать кальмаров! — крикнул нам переводчик. — Эти люди почитают их священными». При этих словах мы все как один отошли от кальмаров на несколько футов, не сводя глаз с воинов, а те, в свою очередь, неотрывно следили за нами. Я воздел руки в умиротворяющем жесте, и все немного подуспокоились. Со временем Кук и его спутник вернулись к нам и сообщили, что нам позволят запастись водой и съестными припасами, при условии, что задержимся мы ненадолго.

Мы возвратились час спустя с двумя шлюпками и двадцатью двумя матросами, и во второй раз нас приняли хоть и сдержанно, но не так враждебно, как прежде. На самом деле мало-помалу наши хозяева-дикари сделались более дружелюбными и помогли нам разжиться всем необходимым. Мне было дозволено побродить по их лесу и поискать образчиков животного мира в сопровождении одного исполинского воина, волосатого Рустама {27} 27 Рустам — наделенный необыкновенной силой богатырь, герой персидского народного эпоса, один из ключевых персонажей поэмы «Шахнаме», написанной Фирдоуси (935–1020). по имени А’тай, но собиратель из меня получился самый жалкий. На острове, как ни странно, почти не встречалось высших форм жизни, хотя я обнаружил следы пребывания многих птиц, которые теперь остров, похоже, покинули. Я тут же вспомнил целые сонмы пернатых, что в предшествующие дни на наших глазах летели на юг, и призадумался.

С двуногими обитателями острова мне посчастливилось больше. Ко мне присоединились матрос-толмач и мистер Форстер, и нам удалось расспросить нескольких дикарей на разные темы, и здесь мои расспросы принесли прелюбопытные плоды. [Автор играет словами, одновременно намекая на плоды, собранные матросами. — Ред. ] Ибо я быстро осознал, что все до единого туземцы страдали дальтонизмом. [Это не настолько неправдоподобно, как может показаться: так, на тихоокеанском острове Пингелап все население поголовно страдает монохроматизмом вследствие генетической мутации.] Это объясняет, почему некоторые дикари, помогая нашим людям собирать плоды, срывали как спелые, так и неспелые, не будучи в состоянии различить их по цвету.

Их материальная культура оказалась крайне скудна, помимо хижин (довольно жалких в сравнении с другими обществами, с которыми мы сталкивались), каноэ и разнообразных инструментов. Одна из хижин побольше служила им своего рода святилищем для отправления культа: вот о религии своей они рассказывали с большим воодушевлением. Они верят в Великого Кальмара (сообщили они нам) по имени Тлулу: в один прекрасный день он поднимется со дна моря и возвысит это племя Верных, вручив ему власть над миром. Великому Кальмару посвящен Север, и регион этот считается «тапу» [табу] для всех, кроме Верных. Дабы исчислить срок Его прихода, туземцы смастерили из прутиков и бечевки карты, предсказывающие положение определенных звезд в те или иные моменты времени. [Таунсенд, возможно, ошибся — это описание очень напоминает карту «маттанг», которую жители Маршалловых островов используют для навигации. — Ред. ] Эти «карты» они развесили в Доме Тлулу, точно своего рода сети, уловляющие само Время.

Летний день в Южном полушарии тянется долго, но к тому времени, как на берег снесли достаточно припасов, солнце уже клонилось к закату. Наши хозяева выказали сожаление в связи с нашим отъездом (на словах; пусть выражение их лиц и свидетельствовало об обратном) и принялись настоятельно уговаривать нас плыть на юг, к другим островам, куда более крупным, чем этот. Но мы знали, что туземцы лгут: мы совсем недавно пересекли эти моря и не встретили ничего, кроме океана, океана и снова океана. Мы поблагодарили их, ни словом не обмолвились о нашем истинном курсе и уже собрались возвращаться на корабль.

Но едва солнце коснулось края горизонта, как внезапно все наши хозяева оборотились к Северу, и мужчины затянули громкий распев, а именно:

и воины принялись притопывать в такт по черному песку и плашмя бить себя в грудь клинками. Женщины застонали в унисон, издавая такие горестные звуки, как будто все ветра мира оплакивали Судный день. Стеная, они рухнули на колени, а затем распростерлись на песке. Мужчины последовали их примеру, и вот уже все туземцы лежали ничком на берегу, точно сборище мусульман лицом к Мекке. Это зрелище сохранится в моей памяти до конца жизни: высокий, зеленый остров позади нас, клубы дыма над ним, уходящие в густую синеву тропического вечера; гигантские темные тела на песке, поблескивающие в последних лучах заходящего солнца; и разлагающиеся туши кальмаров, не унесенные отливом. Затем воцарилась жуткая тишина — только волны плескали о берег. Внезапно земля под ногами задрожала, и из недр курящейся горы у нас за спиной донесся гулкий рассерженный ропот. Продолжалось все это лишь несколько секунд, но мы в очередной раз потрясенно осознали, какие титанические силы погребены под этими островами в Южном море. Когда же островитяне встали, мы заметили, что все они улыбаются. Один указал на бескрайнюю водную гладь и промолвил: «Тлулу».

9 янв. 1774

Прошлой ночью снились дурные сны, исполненные неописуемого ужаса, — все на это жалуются. Под нами сине-зеленая бездна — слишком много месяцев провели мы в море. Мы простояли на якоре всю ночь: капитан и шкипер не рискнули вести корабль между неведомых мелей и рифов в темноте. На палубе выставили часовых, на случай возможного нападения дикарей, и действительно, поутру мы обнаружили, что «Резолюшн» окружен многочисленными каноэ. Кап. Кук и Иоганн Форстер обратились к ближайшему челноку, и туземцы заявили, что приплыли защищать нас, но от чего именно — не сказали.

Мы стали готовиться к отплытию на север, но туземцы не [дозволяли того], уговаривая нас остаться и насладиться щедрыми дарами острова, хотя, по правде сказать, даров тех было явно недоста[точно]. Кук велел им отойти от корабля, но они заупрямились, вознегодовали и замахали клинками и копьями. Наконец капитан приказал дать предупредительный выстрел из пушки; оглушительный грохот изумил дикарей, но не переубедил ни на йоту.