Аарон Драйз - Падшие мальчики

Но теперь казалось, что все только начинается.

Сэм стоял к Маршаллу спиной у подножия лестницы. Девочка скатилась на пол, упав на грязный американский флаг, и ее лицо оказалось у ног Сэма: ступни мальчика обрамляли его буквой V. Подросток развернулся и встретился взглядом с отцом.

Маска. Маршалл замер от ужаса. Он узнал лицо, и его едва не вырвало: желтую кожу изрезали лопнувшие капилляры, дыра рта оказалась настолько огромной, что из вечной улыбки Напье выступил подбородок Ноя.

Маршалл представил, каково это — носить такое на коже. Он не хотел об этом думать, но мысль не удавалось прогнать. Он предположил, что изнутри маска липкая, пропахшая жиром и кровью. Возможно, горячая.

Во тьме за пустыми глазницами что-то подергивалось. Желудок Маршалла сжался, выплевывая кислоту.

Он недооценил этого мальчика и не осознал, насколько глубоки были нанесенные ребенку раны. Сэм Напье умер, если вообще когда-нибудь существовал.

Долг отца — уничтожить своего сына.

Этот мальчик — кошмарный шедевр, гордость безумного мертвеца.

— Ной, — спросил Маршалл, — кто это?

— Это Салли. Моя сестра.

— Что?

— Она умерла еще до моего рождения. — Сэм (Ной, теперь Ной) склонился над девочкой, взял ее лицо в ладони и стер кровь с глаз. Белое показалось из-под красного. Ее рот приоткрылся, и Маршалл увидел испачканные розовым зубы.

— Но теперь все в порядке. Она вернулась. Салли пришла домой. — Маска приглушала голос. — Она красивая, правда?

Маршалл пытался сохранить спокойствие. Он выпрямился в кресле, стараясь выглядеть как можно более внушительно, пробуя голосовые связки, стремясь отыскать самый строгий тон. Нашел.

— Ной. Ты не можешь так делать.

— Могу.

— Не трогай ее.

— Нет. Теперь мы будем вместе. Будем семьей.

— Ной… — И добавил громче: — Я твой отец и требую, чтобы ты ее отпустил.

— Нет.

— Не заставляй меня повторять дважды.

— Пап, ты мне потом спасибо скажешь. Никто не говорил, что будет легко.

Маршалл чувствовал, как его уверенность тает.

— Я не позволю тебе этого сделать.

Он не говорил ни с кем в таком тоне с того момента, как уехал из Австралии: не было нужды. Это был голос отца, предназначенный только для сыновей, а Маршалл уже давно расстался со своим отцовством.

Ной уронил голову девочки и выпрямился, затем пересек комнату, теребя наушники на груди, и открыл дверь во вторую камеру пыток, которую Маршаллу, к счастью, не довелось увидеть.

— Что ты делаешь?

Мальчик исчез. Раздался скрежет цепей по цементу, и следом повисла тишина, полная страха.

— Ной?

Взгляд Маршалла метнулся от двери к девочке. Она лежала на полу, как мешок.

Мальчик появился снова, держа в руке длинную цепь с зажимом на конце. Она напоминала пыточный инструмент родом из Средневековья. Маршаллу вспомнились фильмы студии «Хаммер», в которых невинных девушек приковывали к стенам подземелья и оставляли гнить, а потом пламя факелов плясало на их черепах.

— Положи это немедленно.

— Пап, заткнись, а? — Лицо Ноя изменилось, помрачнело. — Не смей так разговаривать с отцом, — отрезал он странным высоким голосом.

Маршаллу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, на кого была направлена эта вспышка. Подросток обращался к самому себе. К Ною.

Маршалл сглотнул. Два слова просились наружу, но он сумел их удержать…

Вот дерьмо.

Ошейник болтался на конце цепи. Ной развернулся и посмотрел вверх, на лестницу. Его мать стояла в дверном проеме. Она все еще разлагалась — так будет, пока они не станут семьей.

— Уважай старших, — сказала она. Черный язык выскользнул изо рта, облизал губы. Полные червей груди отвалились и расплескались у ее ног. Сэм ненавидел то, как она смотрела на него сверху вниз белыми маринованными глазами. Из всех выражений лица это ранило сильнее всего. Взгляд недовольной матери. Он разбил ему сердце.

Маршал содрогнулся. Женский голос, срывающийся с губ мальчика, ужасал. Он снова почувствовал, что парит под потолком. Мгновение контроля оказалось иллюзией.

Мальчишка совсем спятил.

— Прости, мама, — сказал Ной, съежившись. — Веди себя хорошо. Закрой рот и делай свое дело.

Маршалл наблюдал за тем, как Сэм говорит. Лицо мальчика сделалось неумолимым, исказилось в хмурой гримасе, которая ставила на место самых непослушных детей, а затем вдруг разгладилось. Ной стоял перед Маршаллом, пытаясь вспомнить, кто он и что у него в руках. Вспомнить о делах, даже если ему не нравилось ими заниматься.

— Хватит, Ной!

Не позволяй ему это сделать. Он убьет нас…

Кровь девочки сияла в янтарном свете, словно на ее лицо опустились сотни светлячков.

Ной склонился над Салли, чтобы застегнуть ошейник. Другой конец цепи он хотел присоединить к перилам. Мальчик не мог дождаться лязга замка, звона оков, когда она очнется и поймет, что теперь принадлежит ему. Каждый из этих звуков — лязг, звон — будет вехой на пути к счастью.

Оно было так близко, что он почти ощущал его вкус, незнакомый и сладостный.

Ной упал на колени. Цемент леденил их сквозь ткань брюк.

— Когда тебе было пять, мы взяли тебя на ночной карнавал в Эппинге, недалеко от дома, — обратился к нему отец с металлического кресла-каталки. — Ты выиграл лазер на одном из аттракционов. Так обрадовался.

Ошейник дрожал в руках Ноя, пальцы тряслись. Он посмотрел на отца сквозь глазницы маски, захотел ее снять, но передумал. Хотя представление и завершилось и он мог больше не притворяться, не прятать шрамы, ему нравилось носить ее, как и Мужчине, когда тот охотился. Мужчина заставил его украсть две белые маски, Радость и Скорбь, из театральной студии. Он надевал их и освобождался. Ной становился собой, когда прятался за чужим лицом.

— Ты обожал тот лазер, — сказал отец. — Бегал и палил во все стороны. Он жужжал, как и все такие игрушки.

Ной почувствовал, что в руках у него лазер, а не окровавленная цепь. Услышал далекий перезвон карнавальной музыки. Карусель. Детский смех. Комнату наполнил масляный запах горячего попкорна.

«Ж-ж-ж», — запел лазер.

— И ты немного отстал. Мы все следили за представлением. Не помню, каким именно. Может, за игрой, когда шарики для пинг-понга бросают в чаши, чтобы выиграть золотую рыбку. Она нравилась маме.

— Это правда, — сказала мама, стоя на лестничной площадке. Она обхватила себя руками.

— Это правда, — сказал Ной голосом пожилой женщины. Маршалл съежился. Лицо мальчика вновь изменилось, в глазах засияла надежда. Он казался таким невинным.

— Но ты отстал, — продолжал Маршалл. — И когда мы обернулись, к тебе подошел тот старик. С сигарой в руке и в грязном костюме.