Никита Орехов - Татьяна

– А почему она назвала ее?

– Я не знаю…– решил отделаться я, не захотев ничего объяснять, так как не видел в этом никакого смысла.

– Может обратиться в полицию?

– И что ты им скажешь? Они посмеются над тобой.

– Может попробуют найти ее?

– Это вряд ли. Они не станут браться за такое дело, да и сомневаюсь в том, что они ее найдут.

– Почему ты так думаешь?

– Я уже пробовал, ее не существует. Я искал ее на самых разных источниках и не нашел ее нигде. Не существует девушки с такой фамилией…

Реакция Любы не заставила себя долго ждать.

– Мне страшно – с испугом в глазах сказала она.

– Перестань. Самое главное не заморачивай себе этим голову. Приди в общежитие поешь чего-нибудь и ложись спать. Утро вечера мудренее.

С этими словами, расплатившись, мы вышли и свернули в сторону общежития. По дороге обратно мы перекинулись парой слов и на повороте увидели, как еще одна машина скорой помощи, а вместе с ней и полицейская машина, включив сирену, едут в сторону общежития.

– Побежали! – крикнул я.

И мы ринулись к общежитию. Машины уже приехали и стояли почти пустые, только один караульный полицейский остался снаружи. Зайдя в фойе, я увидел, что никого из охранников нет на вахте. Затем, я заметил, как толпа зевак-студентов идут в сторону лестничной клетки и поднимаются наверх. Ни секунды не раздумывая, я смешался с этой толпой и стал проталкиваться через них этаж за этажом. Как оказалось, все поднимались на четвертый этаж. Я ускорился, Люба ни на шаг не отставала.

– Жди здесь, не нужно идти туда! – сказал я ей

Когда я добежал до своего этажа, первым что бросилось в глаза, было то, как люди выходили в панике, со стороны пролета, где находилась моя комната. Сердцебиение участилось. Пройдя еще немного, я свернул в свой пролет и увидел, как в коридоре, на полу, прислонившись к стене и держась обеими руками за голову, сидел Никита.

– ЧТО, МАТЬ ТВОЮ ОПЯТЬ СЛУЧИЛОСЬ? – в панике подбежал я к нему.

– Марк… – не поднимая головы, руками вытирая слезы сказал Никита.

Мои нервы были натянуты до предела. Никогда я не видел своего товарища в таком состоянии. Гул голосов и дикая суматоха царили в коридоре. Я бросился в сторону двери. Подбежав к ней, я увидел, что дверь была не закрыта, но комната была ограждена сигнальной лентой. Люди в форме, то входили, то выходили из комнаты. Стены на секунду осветились вспышкой фотоаппарата. У входа стоял охранник. Я подошел ближе, но спины сотрудников мешали мне увидеть происходящее. Охранник отделял меня от комнаты, но проталкиваясь вперед, с криком «ЭТО МОЯ КОМНАТА!» я перешагнул через оградительную ленту и замер на месте.

За столом, под тем самым портретом, чуть сползая со стула, свесив руки и задрав к верху голову, сидел Марк. Под стулом растекалась лужа крови количество которой становилось все больше и больше. Я увидел, что кровь капает с его запястья. Первую руку я видел отчетливо, но из-за снующих сотрудников я не мог разглядеть второй руки.

Первая мысль, которая возникла в моей голове, звучала так: «Нужно во что бы то ни стало забрать этот чертов портрет!»

Со словами «Я просто заберу портрет» я постарался обойти всех присутствующих в этой комнате и теперь, когда я приблизился к нему, я отчетливо увидел самого Марка.

Начиная с запястий по самые предплечья, обе его руки были изодраны множеством вертикальных порезов, из которых струями сочились остатки крови. Под левой рукой, на полу лежало орудие убийства – канцелярский нож, похожий на тот, что лежал в нашей коробке с инструментами. Лицо Марка застыло в испуге, точно так же, как и лицо Клавдии Филипповны – широко открытый рот и глаза… те же глаза… раскрытые от страха, без зрачков и с отходящей от них паутиной капилляров…

Увиденное перебило абсолютно все мои мысли и повергло в шок. Секунд пять я стоял в ступоре, не шевелясь и не слыша ничего, из того, что происходит вокруг.

– Покиньте помещение! Я сказал, покиньте помещение! – отдергивая меня за плечо настаивал сотрудник полиции.

Его слова привели меня в чувства и мысли снова встали на свои места. Я сразу же вспомнил то, зачем вбежал в эту комнату. Ни секунды не медля, я сорвал со стены этот портрет и выбежал из комнаты. Никита сидел на том же месте.

– Кому ты отдал коробку? – запыхаясь спросил его я.

Он поднял на меня глаза, и я понял, что никогда не видел его в таком ужасном виде. Мешки под глазами, впалые щеки, проблеск седины на волосах…

– Какую коробку? – переспросил он.

– Не тяни! С инструментами.

– Что за бред ты несешь? При чем тут вообще коробка? Ты видел, что с Марком случилось??

– Ник, я спрашивал у Марка, он сказал, что ты мог ее кому-то отдать. Ответь, кому ты отдал ее? Руки Марка изрезаны ножом из той коробки!

– Да никому я не отдавал ее!!! Я ее даже не видел! – ответил он, снова берясь руками за голову.

Продолжать разговор было бессмысленно, нужно было идти дальше. Выйдя из общежития, я сразу же направился к ближайшим контейнерам с мусором, которые стояли в двадцати метрах от ворот. На выходе, мимо меня прошли двое врачей, в руках у них были носилки. Они двинулись в общежитие. Я ускорил шаг и через 2 минуты уже стоял возле контейнеров с мусором. Достав спички из внутреннего кармана, я стал жечь этот портрет, одновременно с этим читая молитву. Я жег его с неописуемой ненавистью и страхом… Он горел не так, как горит обычная бумага (превращаясь в пепел) – его гарь смолой капала на землю отдаваясь жуткой болью в моей голове. Но я выдержал ее. Оставшийся клочок догорел в моей руке и последние капли пали на землю, образовав под моими ногами лужу черной, вязкой жижи. Постояв с минуту, я двинулся в сторону общежития. Суета не утихала, ото всюду были слышны разговоры людей:

– Да, я своими глазами видела это.

– Наверно с девушкой были проблемы

– Нас теперь наверняка закроют…

– Зачем было так зверски убивать себя?

– Мне кажется, что он просто захотел привлечь к себе внимание.

– Ало, мам, у нас тут такое…

«Глупые, глупые люди» – подумал я и прислонившись к воротам закурил сигарету. Тем временем двери общежития распахнулись и из них вышла свита врачей, которых сопровождали охранники. Мимо меня, на носилках, провезли закрытое, в черном мешке тело. Это было тело моего приятеля. С трудом стоя на ногах, я смотрел, как носилки загружают в машину, как вместе с ними в нее влезают все врачи, как захлопывают ее дверцы, заводят мотор и уезжают. Я смотрел на то, как она уезжает, а вместе с ней уезжает моя прежняя жизнь. Я провожал ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась за поворотом, а как только она исчезла, я понял: «Теперь все, кардинально изменится».

Конец?