Литтмегалина - Гнилое яблоко

Ладно. Даже если голова пуста, как список моих жизненных достижений, я в любом случае должен куда-то идти и что-то делать. Сидя ровно на жопе, я однозначно ничего не добьюсь. Если бы только видеть, куда идешь… Идол был слишком слабым источником света, чтобы заменить фонарик. Я знал способ ненадолго вернуть фонарик в рабочее состояние, но решил, что лучше приберечь этот трюк до худших времен.

(будут еще и худшие…)

Я поднял божка с земли. По ощущениям он весил около тонны – видимо, я изрядно ослаб. Я мог бы убрать его в рюкзак, но без слабого сияния идола остался бы полностью слеп в темноте. Никакого трепета, что в моих руках громадный слиток золота, я не испытывал. Ничего не имело ценности здесь, в Долине, кроме ощущения, что я это я и никто другой.

Стоило мне выпрямиться в полный рост, как каждый мой нерв зазвенел, реагируя на опасность. Несомненно, Отум был где-то рядом – время ритуала близилось. Из человека, которого я, несмотря на все наши препирательства, в глубине души считал потенциальным другом, Отум превратился в незнакомца, излучающего бездумную враждебность. Вне зависимости от того, что я попытаюсь сделать, он будет мне мешать.

Я извлек цепь из кармана (медленно, осторожно, чтобы не звенеть) и сжал ее левой рукой.

– Отум, – позвал я (странный способ справиться с тревожным ожиданием нападения, но ничего лучше я придумать не мог). – Если ты здесь, выходи.

Тишина.

– Мне проще драться с тобой, чем ждать, когда ты выскочишь! Проклятье! – взорвался я. Мой голос звучал надтреснуто и выше обычного. Услышав его, я ощутил себя более одиноким, чем когда-либо.

Но либо Отум был в необщительном настроении, либо я был в параноидальном и сам себе трепал нервы, воображая врагов там, где их нет.

– Дерьмо! – выпалил я в бессильной ярости. Резкости этого слова однозначно не хватало, чтобы выразить мои эмоции.

В следующий момент я осознал, что никаких ругательств мира не будет для меня достаточно, потому что мне на макушку упала капля дождя. Хотя в этот «подпол» реальности не проникали лучи солнца, сюда прекрасно просачивалась дождевая вода. Да сколько можно лить? Что за паршивое лето, полное дождей.

(что за паскудная жизнь, полная разной хуйни)

Капли вспыхивали, проникая сквозь шныряющие среди деревьев призрачные тела. С усилением дождя четко обрисовались серебристые, состоящие из сверкающих капель силуэты. Стоило мне задеть один, как мою голову заполняли видения людей, которых я никогда не знал, и вещей, которыми никогда не владел.

Теперь я убедился, что вокруг меня многолюдно, как в столичном парке в праздничный день. В Рарехе парка не было… то ли по причине малых размеров городишки, то ли потому, что его жителям не хотелось гулять и уж тем более не хотелось праздников.

(фото центральной улицы Рареха. Призраки, выстроившиеся вдоль домов, как фонарные столбы. Круглый след от кофейной кружки в центре снимка, и в нем заперты все мои мысли)

Уставшая рука ныла. Я сунул идола под мышку. Весьма непочтительно, но, извините, я не разделяю вашей веры.

_____ ________________________ _______________ ______________ ______________________ _________________________ ___________________

Прошло сколько-то времени, а я прошел сколько-то шагов, не имея представления о количестве ни первого, ни второго. Неопределенность – это хуже всего. Ею можно пытать. Имеют ли мои бесцельные перемещения вообще хоть какой-то смысл?

(тогда как насчет сдохнуть?)

(о да, это неплохая мотивация)

Как долго я нахожусь в Долине? Три дня? Неделю? Две? Хотел бы я знать, какой сейчас день. Это внесло бы хоть какую-то ясность. Стоило мне подумать об этом, как чье-то лицо с широко раскрытым ртом зыркнуло в мое. Оно было совершенно реально, с его жесткими как проволока ресницами, каплями пота и порами, похожи на маленькие проколы. Я отшатнулся, и чей-то возглас пролетел, обвивая ветки: «Двадцать второе августа». Возглас человека, который ждал этого дня так долго, может быть, целую жизнь.

Вдалеке среди деревьев расцвели желтые огненные цветы. Я остановился, наблюдая их издалека, с крепнущим убеждением, что Белая Женщина водит меня по маячкам. Ритуал был готов начаться. Я же не был уверен, что когда-нибудь буду готов к его началу.

Все же я устремился к огням. Что еще мне оставалось делать?

_______________________ _____________________ _______________________________ ______________ _________________ ___________

Я двигался сквозь два дня одновременно. По крайней мере один из них датировался двадцать вторым августа. Парадоксально, но, закрывая глаза, я видел Долину, освещенную мягким, нежным светом летнего дня. Стоило мне открыть глаза, меня ослепляла темнота. Тогда я просто зажмурился и наконец-то вернул себе зрение.

Дождь прекратился. Заметно потеплело, и дрожал я уже больше от нервного напряжения, чем от холода. Сознание периодически проваливалось в пустоты, но вес божка в руках возвращал меня в реальность. Он становился все тяжелее. Разъедал мою кожу, извивался под пальцами. Я винил его за заполонившие мое воображение страшные картины: кровь текла, как грязная вода, и имела не большую, чем грязь, ценность; боль, разная и в то же время ужасающе одинаковая, будничная и частая. Мужчины, дети, кричащие женщины – люди разных эпох, пусть не более настоящие, чем фигурки, вырезанные из бумаги, но зато в количестве, поражающем воображение. Сменяющие друг друга истязания. Как же я устал… не могу больше пропускать этот мутный поток сквозь свой мозг…

Я вышел на прогалину и в нерешительности остановился, с облегчением опустив идола на землю (его зовут Руурх; эта информация либо стала доступна мне на прогалине, либо я просто припомнил разговор оранжевого и простуженного и догадался). Несмотря на дневной свет, на прогалине ярко горели факелы, чьи огни и позвали меня сюда, каким-то образом дотянувшись до меня даже в «темной» версии Долины.

Голая, утоптанная земля прогалины походила на асфальт. В центре громоздилось свежевозведенное деревянное сооружение, напоминающее помост, к которому я не рискнул приближаться, опасаясь окунуть себя в чью-то агонию. Вероятно, меня должно было оглушить ощущение гребаной святости. Но ничего. Только давящее ожидание, как на расстрельной поляне. Я вдруг запнулся на ровном месте и посмотрел себе под ноги. С этого момента мое сознание начало разделяться надвое, пребывая одновременно в двух удаляющихся друг от друга реальностях, с единственной утончающейся нитью, связывающей две половины.

(Я споткнулся о камень и наклонился, компенсируя осязанием отсутствие зрения. Камни… разрушенные круги. И среди камней – омерзительно-красные обертки от шоколада. Среди чернильной черноты они полыхали маленькими алыми костерчиками. Глупые разрушители добрались и сюда. Возможно, что-то на прогалине напугало их достаточно сильно, чтобы заставить повернуть назад. Но было уже поздно. Можно сказать, они уже были заражены)