Литтмегалина - Гнилое яблоко

Боль жгла, как огонь. Человеческое тело способно сгореть целиком, даже кости. Это просто вопрос температуры. Вскоре во мне не осталось ничего твердого. Я превратился в пепел.

« Вставай». Чьи-то прохладные пальцы погладили мою щеку.

– Еще пять минут, – пробормотал я.

Очередное несчастное утро, начинающееся с признания печального факта, что школу все еще не разъебало землетрясение.

« У тебя мало времени ».

– Мама?

Я потянулся ухватить ее за руку, но только загреб пятерней пустоту. Да и когда в последний раз мою мать заботило, собираюсь я на уроки или нет? Тем более она не стала бы гладить меня по щеке. Пораженный, я распахнул глаза, но вокруг была такая непроглядная тьма, что я сразу попытался раскрыть глаза еще раз, на случай, если первый был не в счет.

Попытка сесть сопровождалась вспышкой сильнейшей головной боли, как будто мне по черепу вдарили кувалдой. Я снова растянулся на земле, дожидаясь, пока боль спадет, и одновременно пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь вокруг. Бесполезно.

Может, ночь наступила? Я больше не ориентировался во времени суток. Нет, ночь не бывает настолько непроглядной. Всегда ее что-нибудь да разбавит. Если не уличный фонарь, то звезда на небе. А сейчас… странное ощущение… как будто кошмарный сон закончился, но тьма из него выплеснулась в реальность.

« Я не могу держать их вечно ».

Нащупав на груди фонарик, я включил его и посветил вокруг. В подобии изготовившегося атаковать осиного роя надо мной неподвижно зависли ножи, хищно нацелившись на меня клинками. Точнее, множество копий одного и того же ножа, некогда принадлежащего одному из любителей шоколадок. Некоторые экземпляры с обломанным лезвием. Опасаясь, что они продолжат прерванное движение, я поспешил подняться – осторожно, чтобы не напороться на клинки.

Несмотря на полное отсутствие ветра, промозглый холод пробирал до костей. Ковыляя прочь, я почувствовал себя жалким и глубоко несчастным. Кажется, мне никогда в жизни не было тепло, не было спокойно, не было… так жутко.

Где вообще я нахожусь? Я прислушался. Некоторое время я был слишком сосредоточен на своем свистящем, учащенном от страха дыхании, но затем осознал: тишь обычно создает ощущение пустоты, в этой же тишине я испытывал странное стесненное чувство, как человек, зажатый в толпе.

Кого бы я ни молил, катаясь в агонии предсмертных страданий шоколадок, мою просьбу о помощи выполнили. Там, в прошлой жизни, все происходящее в этот момент показалось бы мне невозможным в принципе, да и сейчас едва верилось: я один здесь, еще способный двигаться в этой тьме, пока кто-то держит время и всех этих призраков, застрявших в нем. Уверен, процесс разморозки уже начался. Следует поспешить найти безопасное место.

(даже в твой фантазии тебе не отыскать безопасного места)

(тогда найти менее опасное)

Споткнувшись, я посветил себе под ноги. Луч света осветил торчащие из земли узловатые корни и мои замызганные кроссовки. На правой развязались шнурки. Завязать их с единственной нормально работающей рукой у меня не было возможности, поэтому я просто наклонился, чтобы заправить шнурки внутрь.

«Поторопись».

Я догадался, кому принадлежит женский голос, звучащий в моей голове. Медленно я снял с шеи фонарик, зажал его в руке и обернулся…

Источник света мне не потребовался – стоя среди деревьев, она виделась в темноте совершенно отчетливо, будто вырезанная из другой фотографии и наклеенная на темный фон. Она действительно была вся белая. Кожа цвета снега. Мокрые светлые пряди ползут по щекам, как змейки. Глаза смотрят прямо на меня, без всякого выражения, блестящие от влаги и странно темные, будто впитавшие тьму.

Я увидел грязь на ее платье, о которой упоминал Миико, но затем понял, что это кровь. Черные следы крови, размазанной по ткани. «Какая же она мертвая, – подумал я, – мертвее моей матери». Мне было одуряюще страшно – повисший в груди распирающий страх, такой же колючий и жесткий, как замороженная темнота вокруг.

(теперь я до конца жизни буду бояться темноты, ожидать, что белое лицо проступит сквозь нее)

(не смотри на меня, ты меня разрушаешь)

Какое скребущее чувство внутри. Будто мою душу выскоблили из меня, и остались только пустота и кровяные потеки.

«Беги же!»

Мимо моей щеки, царапнув мочку уха, пролетел нож. Я не стал дожидаться, когда за ним последуют остальные, и, развернувшись, ударился в бегство. Луч моего фонарика прыгал по черным стволам деревьев, крючковатым веткам, пытался пронзить темноту в зазорах меж ними. Я сам был как этот умирающий луч: дрожал в чьей-то руке, высвечивая то одно, то другое.

Мимо метнулись еще несколько ножей, но я не обратил внимания. Меня уже мало заботило, отделаюсь я большой или малой кровью. Что угодно, лишь бы убежать.

Остановившись лишь когда в легких совсем не осталось воздуха, я снова услышал голос.

« Я покажу тебе путь. Найди чужака. Избавься от него ».

В темноте разгорались цветные пятна.

От неожиданности я выронил фонарик, и он выключился от удара о землю. Подобрав фонарик с земли, я повесил его на шею, но включать не стал. В нем уже не было нужды: Долина вокруг меня с каждой секундой мерцала все ярче, освещаясь расплывающимися повсюду пятнами флюоресцирующей краски. Они были овальные, и круглые, и совсем странной угловатой формы; лужами лежали на земле или неподвижно висели в пространстве облаком мелких частиц, как подброшенная в воздух горсть песка.

Синие пятна на кончиках травы, как на кончиках пальцев. Я должен идти за ними? Среди остальных цветов синий казался воплощением разума. Поднимаясь, я задел рукой широко расползшееся красное пятно, и меня так обожгло, что я вскрикнул.

(опасно все)

(иди)

(бояться бессмысленно)

Дальше по синим пятнам, опустив нос, как ищейка.

Я миновал дома. Краски стекали с их грубых стен, как горячая карамель. Желтый поток сливался с синим, вместе с ним образуя зеленый. Фиолетовый ручеек, движущийся в воздухе подобно плывущей водяной змее, скользнул под мою футболку, сквозь кожу, мышцы и кости, и я содрогнулся от омерзения, но не замедлил движения.

Цвета набирали яркость, слепили. Мои ступни больше не ощущали земли. Мой бег походил на полет – невесомо, без сопротивления, без усталости. Порой я зависал без опоры на долю секунды дольше, чем это возможно в реальности.

(не могу рассказать об этом, никому; нет слов)

_____________ ________ ___________ _____________ _________ _________________ ________ _ _____________ __________________ ________________

И в один момент все погасло. Тело снова обрело тяжесть, не больше обычной, но я оказался застигнут ею врасплох и кулем свалился на землю. Во мне вздрагивала каждая клетка. Судорожные рывки собственных конечностей напоминали мне подергивания заведенной механической зверюшки, идущей на своих железных лапках к краю стола, чтобы рухнуть вниз, и уже на полу, неуклюже завалившись на бок, тупо повторять однообразные движения, будто это имеет хоть какой-то смысл.