Литтмегалина - Гнилое яблоко

– Отум, ты убивал когда-нибудь?

Он ответил моему вопрошающему взгляду. Выдержал секунду, затем отвернулся.

– Однажды я был близок… но не стал.

– Расскажи мне.

– Это было на автостоянке в Торикине… Я знал, что он должен прийти, и ждал, может быть, часа два. Ни души вокруг. Горело всего два фонаря. Тот, что поближе, я разбил камнем, чтобы эта сволочь не слиняла, увидев меня, – от воспоминаний глаза Отума остекленели, и я наблюдал за ним с напряженным вниманием, стараясь уловить первые признаки внутренних изменений, но, кажется, работало, и, пока он говорил, он оставался собой. – И вот время около пяти утра, скоро начнет светать. Он приблизился достаточно, все еще не замечая меня, и я окликнул его. При первых звуках моего голоса он бросился бежать, но я нагнал его в два счета. Я толкнул его на асфальт, в разлитую лужу бензина. Я не мог видеть ее в темноте, но улавливал ее резкий запах. Я ударил его несколько раз, а потом вжал в бензиновую лужу лицом и удерживал в этом положении некоторое время. Пока он пускал в бензин сопли, я все еще хотел убить его. Но потом, когда отбросил его на спину и посмотрел в его жалкую морду, передумал. Руки я еще готов был марать об него, но душу – нет. Так что я просто прижал его коленом, достал нож, закрыл рукой его глаза, чтобы не задеть, и начал резать его щеки, пока кожа не повисла клочьями. Когда я уходил, он орал во всю глотку.

Я думал, уже ничего не покажется мне жутким. Но показалось.

– Но зачем, Отум?

– Чтобы все знали, что он урод.

– Ты никогда не жалел о содеянном?

– Я жалел лишь о том, что оставил ему глаза и яйца… Не смотри на меня так, – Отум неуверенно рассмеялся.

Отум не железный, понял я. У него есть свои уязвимости. Конечно, я знал это и раньше, но понял только сейчас.

– Что он сделал тебе?

Отум ответил не сразу.

– Мне? Мне ничего. Мне в общем плевать на всех… Но он причинил вред важному для меня человеку. Даже больше, чем вред. Это отдельная история. Не готов говорить об этом сейчас.

– Тебе понравился сам акт физического насилия?

Я уловил его сомнения, прежде чем он протиснул сквозь зубы короткое и честное:

– Очень. Мне понравилось… спустить себя с цепи. Последовать за своими желаниями, – он осекся. – Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что я не думаю, что распределение ролей в Долине случайно. Есть причины, по которым вы с Миико съехали каждый в своем определенном направлении.

– А с тобой почему не сработало? Я имею в виду, тебе же удавалось сохранять свою личность.

– Удавалось… скверно, но удавалось. И этому тоже должно существовать объяснение. Я подумаю об этом.

Отум устало провел по лицу ладонью.

– Послушай… я действительно не грузился раздумьями, прежде чем ударить кого-то. У меня начали появляться сомнения в адекватности моего поведения только после того, как я познакомился с тобой.

Когда я впервые увидел Отума, он просто стоял на пустынной, фиолетовой в сумерках улице, сунув в карманы сжатые в кулаки руки, я же брел мимо. Хотя я редко гулял без Миико, в тот вечер я был один. Вид у Отума был одинокий и размышляющий. Он приковал мое внимание, приклеил мой взгляд к себе быстросохнущим клеем. Чужак… он был слишком хорош для Рареха. Даже больше, чем слишком хорош… «Почти приблизился к совершенству», – бесстрастно подумал я, позволяя ему на секунду влезть в мои глаза. В нем было что-то, отчего мои пальцы похолодели, а в животе стало горячо, пока он рассматривал меня ленивым, оценивающим взглядом темно-серых глаз, весь такой же хищный, как оскаленный зверь, нарисованный на его черной футболке. Я сразу понял, что он того же сорта, что и я, но это только заставило меня убыстрить шаг. Я не мог избавиться от неприятного ощущения, будто он схватил меня сразу, как увидел, и теперь сжимает в кулаке.

Позже я стал натыкаться на пришлого чужака практически повсюду. Я мог верить в случайность этих встреч, но не после того, как Отум вдавил меня в стенку, прижимаясь ко мне всем телом в акте притворной агрессии. Все эти игры с подчинением меня мало развлекали. Я ему вдарил, и с того эпизода между нами началась вражда.

(сейчас эти воспоминания кажутся почти идиллическими)

– Ты просто взбесил меня манерой держаться сам по себе и высказывать свое мнение по любому поводу. Но и понравился мне с самого начала, – Отум ухмыльнулся. Одного из заостренных клыков не хватало. Волк матереет.

– Держусь сам по себе, – пробормотал я. Сто мыслей одновременно возникли в голове и сразу перемешались так, что ни одной не разобрать. – Может быть, в этом-то и дело? Ты хотел быть другим человеком… Миико не хватало сил оставаться собой. Я же в Рарехе привык жить в вечном сопротивлении – не хочу быть, как мой отец, как моя мать, как все там. Я натренировался ставить блоки. Возвращаясь к ролям… Миико стал жертвой, ты – агрессором. Я же перемерил сотню шкур… и сбросил их все. Так же, как когда я пишу – переключаюсь из одного персонажа в другого, но в итоге всегда возвращаюсь в себя, – я потер лоб, пытаясь успокоить усиливающуюся боль. – Как же я устал думать о том, что происходит здесь… вода и призраки…

Вода.

Мне неожиданно вспомнилась статья, прочитанная в замызганном, покореженном дождями журнале, который я подобрал на веранде толстяка Нимуса. До этого я красил крышу, и настроение после вдыхания токсичных испарений было самое дурашливое. Расслабляясь на веранде, я вытянул ноги, закурил спертую у Нимуса папиросу и, раздирая слипшиеся страницы, читал первую попавшуюся статью. Каждая вторая строчка вызывала у меня приступ глумливого смеха, хотя на самом деле ничего смешного в статье не было.

Автор рассуждал про молекулы, заряды, поля и прочее, во что после пяти часов на раскаленной крыше мне было не врубиться. Но в суть я въехал: он утверждал, что вода каким-то образом сохраняет в себе эмоциональную атмосферу окружающего ее пространства. Помню, мне подумалось, что автор (у него было неуклюжее роанское имя) еще с той придурью. Он расставлял стаканы с кристально чистой дистиллированной водой на скотобойнях, в тюрьмах, в хосписах и прочих ужасных местах, а потом помещал в нее несчастные микроорганизмы, чтобы позже с торжеством обнаружить, что под влиянием набравшейся негатива водички они проявляют признаки дискомфорта, а то и – еще лучше – дохнут. Ну или с плохо скрытой досадой убедиться, что его бредни не нашли подтверждения, и микроорганизмы омерзительно бодры и здоровы.

Казалось, восприимчивость воды в большей степени зависела от места проведения эксперимента, чем от качества самой воды, но он не смог найти этому объяснения, как не удалось ему и выявить каких-либо химических или физических различий в «заряженной» и сохранившей «нейтральность» воде.