Марк Грим - ИНСАЙТ

– Да? Что? Нимб героя? Медаль? Хи-хи, ага. Давай, заливай…

– Нет. – я подождал, пока гнилой человек передо мной перестанет смеяться. – Способ убивать Теней. И Расколотых. После Звона.

Он замер, на секунду воздух наполнила горчично-сахарная боль. И вдруг закричал на меня:

– Пи**ишь, Котяра! Нет такого способа. Я всё перепробовал! Эти твари всё у меня отняли! Ненавижу! Я пытался! Но их нельзя убить! После Звона только ужас и смерть! Теней можно, да, но до Звона или артефактами. А Расколотых ничем! НИЧЕМ! не возьмёшь. Только сжечь, но они тебя раньше сожрут! Серафимы могут, но они меня прогнали! Пи**ры! И…

– Расколотые не трогают Озарённых. Я сам видел. Они что-то жрут и светятся. А Маски их словно не видят. А дальше, – я пожал плечами. – Дело техники. И в их Храме наверняка можно узнать, что это за волшебная штука. Поможешь найти его, я попытаюсь выяснить. Или пошли со мной. Сам выяснишь.

Я откинулся спиной на мешок, расслабившись и (ВСЛУШИВАЯСЬ) стараясь абстрагироваться от (МУЗЫКИ) сводящих с ума стонов из-за заколоченного окна. Хорь задумался. Лицо его, постоянно дёргающееся, будто обмякло, а глаза заволокло багровым туманом. Я чувствовал, как из его давно перегнившей ненависти густо вырастает жгучий интерес и желание. Месть – лучший мотиватор (ТАК НЕЛЬЗЯЯЯЯ. ХА!)

– Слышал я слухи. – голос Хоря изменился. Визгливые нотки исчезли, а тембр стал глубже. Он нервно теребил ожерелье из «ключей» от пивных банок. Пара сделанных из них же серёжек оттягивали правое ухо. – Но да никто же ничего не видел толком. Но, если ты не врёшь… Вдвоём можно попробовать. Если даже кто-то один узнает, это ж… Можно их всех, под корень! Вывести. А эти пед*ки молчат…

– Ну? – Я начинал терять терпение. – Давай решай уже. Ты не единственный меняла в округе, просто самый опытный. Но я могу и к другому кому сходить…

– Нет! Я согласен! Но дай мне цикл или два, нужно собраться и кое-что закончить. А пока, давай это… – взгляд его стал заискивающим, в нём появился расчёт, – давай выпьем. За Свору эту твою. Эх, Хряка жалко, столько он у меня Пыли накупал. (АГА! ЖАЛКО! ТАААК ЖАЛКО!)

– Ну давай. Только не этой твоей сонной бурды. – я, скривившись, кивнул на стол с оборудованием.

– Нет-нет. Погоди, есть тут у меня… – он засуетился и выкопал из груды ветоши в углу большую квадратную бутылку, наполовину полную прозрачной янтарной жидкости. – Вот! – он ликующе встряхнул её. – Осталось со… Старых времён. Всё равно не спим, а так и Звон легче пройдёт, да?

Он выудил откуда-то пару стаканов, протёр их какой-то тряпкой (они, по-моему, стали только грязнее) и разлил. Мы пили неплохой виски почти в тишине. Только Хорь иногда начинал что-то сонно бормотать, а я ловил себя на том, что подпеваю крикам снаружи. Я пытался понять, проанализировать то, что со мной происходит в последнее время. Внезапные озарения. Провалы в памяти. Странные голоса. Будто не мои эмоции. Неизменными остались только чувства, которые вызывали во мне мысли о Лисе. Да и то. Они стали какими-то жадными. Пурпурная моя к ней любовь, несчастная и обречённая (ведь мы и сами были несчастными и обречёнными) окрасилась багрянцем, будто под светом городской луны. Стало легче, ушло чувство безысходности, но как-то… Не знаю. Любовь будто стала жестокой, жадной. И нравилась мне всё больше.

Потом, после ещё пары стаканов, мои мысли переключились на Звонаря. Где этот больной ублюдок сейчас и чего он всё-таки хочет? Почему перестал показываться? Не то, чтобы я конечно скучал. Но всё равно. Видимо всё идёт по «сценарию», каким бы он ни был.

– С-слушай, Кот. – Хорь сполз с ящика и упал рядом со мной на плащ, заставив брезгливо отодвинуться от гниющего плеча. – А ведь ты мне до сих пор должен!

Я вопросительно поднял бровь, заставив его замахать руками:

– Не, ты не подумай. О деле мы договорились. Но, ты ж вылечился, пожил у меня. Опять же, Жвачку ведь попользовал, да? А я её вырастил, считай.

– Что ты хочешь, гниль? – упоминание о Жвачке, почему-то, вызвало у меня жгучую неприязнь к сидящему рядом человеку. Тварь! Вырастил, значит, да?

– Да мне бы это… волосы… – дрожащим голосом прошептал он прямо мне в ухо.

– Чего?!

– Волосы твои, говорю, хочу! Отдай, а? Ты-то вон, свежий, не гнилой ещё, они у тебя крепкие. Я и у Лисы предлагал купить, пока не сгнили, но она не дала, да. – голос его приобрёл кисловато-умоляющий привкус. Маниакальный. – А я ж не для херни какой, мне только верёвочку сплести, крепкую! Здесь же всё – труха: верёвки, ткань, ремни. Рассыпается, рвётся! А мне нужна для… Кое-чего. И идти будет легче, может и Расколотого получится прибить какого-нибудь, гниду…

Его заискивающие, кислые ужимки и нытьё заставили меня брезгливо скривиться. Несколько минут назад передо мной сидел почти сгнивший заживо от злобы, полубезумный, бессовестный, но сильный человек. А сейчас, когда его, видимо, догнала навязчивая идея, он превратился в хнычущую тряпку. Да и волосы? Срезать косу, заплетённую Лисой, хранящую память её прикосновений и отдать этому мешку с гнильём? В эти изъеденные гнойниками пальцы?! Да как этот… Смеет даже?!

«С другой стороны, (голос в моей голове прозвучал неожиданно холодно и разумно, мгновенно остудив вскипевшую было ярость) это может стать лишним крючком. Доверять такому типу опасно, как бы честно он не вёл дела. Но. Если он…»

– Волосы значит, да? – Я вывернулся из обвившей мои плечи худой руки и встал, наслаждаясь мольбой в мутном взгляде. Перебросив плотный жгут волос на грудь я покачал завязанным синим шнуром кончиком, заставив сузившиеся зрачки Хоря прыгать слева направо. – А что взамен? Так ведь ты дела делаешь?

– Да что хочешь, Кот, Котяра! Пара ножей вот хороших есть, жратва всякая, стимуляторы, из алкашки осталось кое-чего. Что хочешь!

– Ножей у меня хватает, жратва… Нам вместе идти, жрать одно будем. Да и остальное. Нет я хочу… Слово.

– В чём? – Хорь словно подобрался. Я, чтобы не упустить, снова покачал волосами, пока в его гнилые глазки снова не вернулась жадность и мольба.

– Что мы идём на дело вместе. Что не предашь, поможешь во ВСЁМ, что обещал. Будешь делать, что я скажу. В целом, то же самое, о чём мы договорились. Но рассматривай это, как дополнительную гарантию. – с этими словами я достал нож Улыбаки и приложил к основанию косы. Хорь аж застонал от вожделения и торопливо покачал головой:

– Хорошо. Слово! Слово даю.

– Слышал! – я начал, морщась, пилить волосы. – Город сам забирает тех, кто нарушил слово (ДА!). Помни об этом.

– Да-да! Хорошо! Дай сюда! – потеряв терпение, Хорь подскочил с пола и, выдрав из моей головы последние недопиленные волоски, трясущимися руками схватил косу, больше похожую сейчас на грязную верёвку, чем на волосы. Не обращая на меня больше ни малейшего внимания, он просеменил к столу, подгрёб поближе светящуюся плесень и достал из-под стола какие-то склянки и странной формы деревяшки. Бормоча себе под нос, меняла начал переплетать волосы, смазывая их чем-то похожим на смолу. Не смотря на алкоголь и приступ истерии, руки его двигались удивительно чётко.