Гай Смит - Погребенные

Они медленно скользили в темноту, по обе стороны шершавые стены сочились влагой, затхло пахло сыростью и стоячей водой. Остановились у ступенчатой платформы, вырубленной в скале таким образом, чтобы пассажиры могли выйти из всех кабинок одновременно. Теперь их окружал подземный мир, освещенный электролампами через каждые несколько ярдов. Впереди тянулся пологий коридор.

— Прошу следовать за мной, — высокий гид в защитном шлеме повел их, сжимая в руке факел; в некоторых местах ему приходилось нагибаться. — В первой пещере мы остановимся и послушаем информацию, записанную на пленку.

Пещера была просторной, гораздо больше тех, что они видели вчера на трамвайном маршруте, и хорошо освещенной. Манекены так же демонстрировали методы добычи сланца в викторианскую эпоху. Гид щелкнул кнопкой, и откуда-то из-под кровли раздался резкий голос; казалось, говорящий прячется наверху среди теней.

— Добро пожаловать в глубокие штольни, леди и джентльмены. Сейчас вы находитесь на глубине ста футов под поверхностью земли, на первом уровне. Здесь горняки обычно…

Саймон внимательно слушал. Может быть, вот сейчас какой-нибудь эпизод — хоть пара слов — укажет ему направление поисков. Но ничего особенного он не услышал — обычный рассказ об условиях труда и быта горняков в те далекие времена. Потом, словно стадо овец, они двинулись за экскурсоводом, которому не нужно было даже открывать рот.

Вторая пещера была поменьше, но уходила дальше вглубь горы, ее стены скрывала тьма и непонятно было, где она кончается. И в ней было намного холодней. Люди жались друг к другу — наверное, чтобы согреться, а может быть, тоже почувствовали неизъяснимый страх.

Снова включился магнитофон. Качество звучания было скверное, словно пленка была изношена или возникали помехи при записи. Восковая фигура на высоте двадцати футов изображала подготовку к взрывным работам: опираясь на крохотный выступ скалы, шахтер высекал в ней отверстие для порохового заряда. Диктор сосредоточил свой рассказ на порохе — горнякам в старое время приходилось покупать его за свои деньги. Иногда происходили несчастные случаи…

И тут Саймон Рэнкин услышал звук, которого страшился — далекий заунывный вой. Будто шквал, проникший в нутро горы Кумгилья и затерявшийся в подземных лабиринтах, искал выхода, изливая воплями свою ярость.

Магнитофонная запись запнулась и со скрежетом оборвалась. Лампы потускнели, почти потухли. Сзади взвизгнула девочка. И стало куда холоднее.

Гид взмахнул факелом, как бы опасаясь, что его подопечные разбегутся, но они только теснее жались друг к другу с побелевшими от страха лицами. Андреа вцепилась в руку Саймона. Она знала в чем дело, и ей приходилось удерживать себя, чтобы не закричать во весь голос. Это началось.

— Не волнуйтесь, — гид растерянно озирался. — Под землей иногда… слышатся странные звуки, — казалось, он не слишком верит собственным словам. — Давайте продолжим осмотр.

Все последовали за ним — выбора не было: никому не хотелось оставаться одному в темноте. Свет факела рассекал тьму, его отблески влажно мерцали на шероховатых стенах. Звуки шагов отдавались глухим, жутким эхом. Плакал ребенок, мужчина бормотал проклятия себе под нос.

Пламя факела как будто потускнело, из ослепительно белого стало желтым. Завывание достигло предельной высоты, этот хор звучал уже не человечески. Но сердце подсказывало догадку: то взывали о помощи души, заточенные в глубине пещер Кумгильи.

— Нет, это не ветер! — кто-то высказал вслух то, что было у всех на уме.

Гид промолчал. Он шагал так торопливо, словно в любую секунду готов был пуститься бегом.

— Мне страшно, Саймон, — прошептала Андреа. Эхо подхватило ее слова, так что все услышали: страшно… страшно…

Саймон Рэнкин понял, что нужно молиться, иного не дано. Молиться, пока силы зла не превратили его мысли в бессвязную путаницу.

— Господь пастырь мой! я ни в чем не буду нуждаться… он водит меня к водам тихим…

Вокруг слышалось недовольное ворчание; женский голос за его спиной пронзительно вскрикнул: "К черту ваши молитвы, мистер, хватит тоску нагонять! Нам это ни к чему".

Нет, вам это необходимо, они внушают, что вам это ни к чему, используют вас против меня."… Подкрепляет душу мою, направляет на стези правды ради имени Своего…"

— Чтобы я еще раз полез в такую дыру, мать твою! — выкрикнул теперь мужской голос. Сквернословие — орудие нечестивых. Молись!

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня…

Факел снова разгорелся во всю силу. Саймон увидел, что они вышли из туннеля в пещеру воистину огромную — насколько можно было судить по стене справа от них. Они стояли на чем-то вроде дамбы, слева огороженной проволочной сеткой. За нею зияла… бездна. Люди отступили к стене, в ужасе перед тем, что было внизу. А завывания смолкли.

Неожиданно вспыхнул свет, такой яркий, что все зажмурились и отвернулись. У гида было бледное, напряженное лицо. "Наверно, подключили запасной генератор", — буркнул он, но прозвучало это неубедительно.

Что-то засверкало за оградой; мерцающее отражение света создавало впечатление, что пещера обрывается в зеленовато-черную пропасть. Потом увидев перевернутое отражение — свое и толпы спутников — каждый понял, что там.

— Подземное озеро, — экскурсовод делал героические усилия, чтобы начать рассказ, голос его дрожал. — По меньшей мере футов тридцати-сорока глубины. Оно наполнилось, когда работы были прекращены и воду перестали откачивать. Расположенные ниже уровни разработок затоплены таким же образом…

Андреа дрожала. У нее была врожденная боязнь глубокой воды. Под землей этот страх еще усилился; казалось, бездонная черная впадина, заполненная водой, скрывает непостижимые ужасы.

Саймон пристально смотрел вниз, на мерцающую зелень воды — до тех пределов, где она сливалась с чернотой, так что увидеть что-либо дальше было невозможно. Причудливые образы дрожали и переливались под поверхностью воды — человеческие лица, искаженные болью и яростью. Стертые рябью, они исчезали, и тут же появлялись новые.

Сейчас он молился про себя, вознося слова благодарности, обняв Андреа. "Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни…"

Вдалеке послышался шум; все напряглись и сдвинулись теснее. Но то был не протяжный вой, а громыхание. Оно приближалось, каменный пол вибрировал, будто от страха тряслось все кругом.

— Прибыл поезд, — объявил гид с заметным облегчением. — Прошу всех следовать за мной.