Гай Смит - Погребенные

Нечего было приходить сюда так рано, он вполне мог явиться и к концу дня, но в деревне ему нечего было делать. Рострэмам удалось сдать свой пансионат на длительный срок. Только чокнутые могут провести весь отпуск в Кумгилье. Ральф задался целью выследить этих двоих. Накануне вечером он подкрался к коттеджу и заглянул в окошко на заднем дворе. Боже, ну и чудная парочка! Они, закрыв глаза, молились перед ужином. При виде женщины с ним опять стало твориться то самое, но сперва он займется Ди, а уж потом всеми остальными. С ублюдком Лилэном разделается тоже, может статься, подпалит ночью его трактир, да так, чтобы хозяин не вырвался из огня в спальне наверху. Но сначала его ждет испытание сегодняшнего вечера…

Наконец, наступили сумерки, небо заволокло дымным золотом. Ральф Рис медленно встал и побрел вверх по утоптанной овечьей тропе. Он больше не думал ни о Ди Энсон, ни о новых обитателях Кумгильи, ни даже о Лилэне. В пустоте его сознания носились, как в тревожном сне, отрывочные, бессвязные образы.

Перед ним был отвесный склон, по краю шел узкий уступ, которым пользовались лишь самые проворные горные овцы. Ни секунды не колеблясь, Ральф двинулся боком, словно краб, хватаясь за скальные выступы. Он ни разу не подумал о глубочайшей пропасти внизу и об острых скалах, о которые он разобьется, если сорвется туда. Мысль о падении вообще не приходила ему в голову.

Когда он добрался до входа в большую пещеру, уже совсем стемнело, даже звезды не освещали путь. Вокруг только глубокая тьма с затхлым запахом сырости и гниющих растений. Только теперь, стоя внутри у самого входа, он дрогнул, не осмеливаясь ступить дальше.

Она могла не прийти сегодня — минуло много ночей, когда она не приходила. Однажды, несколько недель тому назад, он в конце концов смирился с мыслью, что она никогда больше не придет, и тут, в миг его полного отчаяния, она появилась снова, будто никуда и не исчезала. Такое могло случиться всегда, порой она отсутствовала неделями.

Сидя на корточках, Ральф ждал, привалившись своей широкой спиной к шершавому камню. Он даже не пытался вглядываться в темноту, зная, что это бесполезно. Терпеливый, сосредоточенный, он был вовсе не похож на деревенского дурачка из Кумгильи — словно неведомая сила заставила его переродиться, оставив от прежнего Ральфа лишь уродливое тело.

Ущербная луна медленно взошла на востоке, в ее бледном серебристом свете проступила мерцающая поверхность скалы, вдалеке угадывалась деревня — серая покойницкая, обитатели которой безмолвно дожидались смерти. Ральфу вспомнился еще один новосел, тот малый, что купил развалюху — она больше года стояла с вывеской "Продается" в заросшем саду. Белл… как-его-там — у Ральфа Риса была плохая память на имена.

Уже через месяц-другой жена новосела пошла по стопам всего женского населения деревни и стала вести растительное существование в четырех стенах, страшась выйти из дому даже днем. Беллмэны, вот как их звать. Он из тех, что могут стать помехой — фанатик, ползающий под землей, предпочитающий пещеры всему наземному миру. Такому могло прийти в голову исследовать катакомбы Кумгильи… Подумав об этом, Ральф хрипло захихикал. Если Беллмэн затеет такое дело, ему навряд ли удастся унести оттуда ноги.

Внезапно Ральф понял, что он здесь уже не один. Он скорее почувствовал, чем услышал шум в проходе, соединявшем гору с пещерой. Потом скрежет железа по сланцевому полу, шорох одежды. Съежившись, он обернулся, как затравленное, загнанное в угол животное. Силуэт, похожий на детский, сливался с темнотой, так что Ральф не мог толком его разглядеть. Но он знал: здесь та, кого он ждет — девочка, чье лицо всегда скрывала тень.

— Не знаю, как долго я еще смогу приходить, — в ее низком голосе была печаль, она всхлипнула.

— Я хочу тебе помочь. — Он не знал, как это сделать, но действительно хотел.

— Но тебе нельзя ходить в пещеры! — теперь в ее голосе зазвучала тревога. — Ты, Ральф, единственный, кто не должен туда ходить. — Его имя она произносила "Раф", что всегда его озадачивало. — Он становится все сильнее, все злей, и скоро сможет добраться до нас. Твое присутствие ничем не поможет, только разозлит его еще больше. Рано или поздно он все равно нас схватит, и уже ничто нас не спасет. Когда это случится, не приходи больше сюда — иначе тебя ждет та же участь в этом дьявольском месте.

И она исчезла. Весь дрожа, Ральф Рис проделал обратный путь. Внезапно появился страх, что он оступится, полетит в пропасть, ударяясь о скалы, и глубоко внизу расшибется в лепешку о валуны. Но он справился, добрался до безопасного места и сразу же прилег, еще дрожа всем телом.

Лишь через некоторое время он смог идти дальше. На этот раз он выбрал более длинную, извилистую тропу, потому что не слишком торопился домой.

Позже — Ральф не имел понятия, сколько времени прошло — он набрел на людей в кольце валунов между высокими соснами. Мечущиеся в лунном свете тени вполне могли сойти за очередную прихотливую игру его воображения — безумное эротическое действо, вдохновленное воспоминаниями о наготе Ди Энсон. Их было, наверное, больше дюжины — участников дикой сцены совокупления, какое и не снилось любовникам в закоулках. Вихрь тел, урчание мужчин и пронзительные оргастические вопли женщин — они совокуплялись на четвереньках, верхом друг на друге и лежа, так что невозможно было разобрать, где чьи конечности.

Один стоял посредине, закутанный в диковинные ниспадающие одежды. Лицо скрывала тень; он с видом властелина озирал шабаш — алчная бестия, ждущая апогея оргии, чтобы присоединиться к ней. Летняя ночь при этом была так холодна, будто низко плывущие тучи принесло сюда дыхание зимы; воздух пронизывали ледяные вихри.

На этот раз Ральф Рис не почувствовал возбуждения, даже когда луна полностью осветила сцену, и голые тела ее участников предстали во всех подробностях. Высокий человек как раз начал разоблачаться — и в этот миг луна осветила его лицо.

Тут ужас Ральфа достиг предела. Он упал ничком и распластался на ложе из папоротника, издавая нечленораздельное мычание. Он увидел и узнал.

И быть может, понял.

…Саймон Рэнкин не понимал, каким это образом он снова очутился в сланцевых копях. Его окружала густая тьма, лишь слабые отблески мелькали тут и там, будто за каждым поворотом бесконечных коридоров горела свеча. Но он ни разу не смог увидеть эту свечу, догнать блуждающий огонек, заставлявший его следовать за собой, уводя все глубже в утробу горы.

Холод был так силен, что цепенели и тело, и разум. Брести вперед стоило неимоверных усилий. Саймон непрерывно бормотал: "Я верую в Бога, он защитит меня", — чтобы заглушить в себе дух противоречия. Но тот не унимался.