Гай Смит - Погребенные

И тут Саймон Рэнкин снова почувствовал это … Оно исходило из мокрых стен и кровли, как леденящая физическая мощь, и пронизывало его до мозга костей вместе с влажным мускусным запахом, отдававшим греховностью и тленом прошлого. Он снова очутился на миг в Дауэр Мэншен.

Он закрыл глаза и, открыв их опять, увидел обращенное к нему с высоты лицо — восковой образ зла. В широко открытых глазах отражен его собственный ужас, рот полуоткрыт в безмолвном крике боли. Влажные лохмотья зашевелились… или это сама фигура? Вниз посыпались обломки сланца, скользя и отскакивая от скалы. Электрическая свечка замигала, то потухая, то разгораясь вновь.

— Происшествия здесь относительно редки, — девушка-гид слегка запнулась, словно тоже ощущала чье-то присутствие. Люди сдвинулись тесней; Саймона толкали. Стадный инстинкт — так сгрудились бы овцы, почуяв волка, рыскающего во мраке ночи. Затем хлынули потоки света, множество ламп разорвало темноту, вытесняя ее в дальние углы, слепя глаза. Хныкали дети — те двое, что перед спуском капризничали, а мать пыталась их унять. — Здесь вам нечего бояться.

Есть!

Издалека донесся грохот. Наверное, поезд шел в обратный рейс со своим живым грузом. И снова тишина, ее нарушало лишь мерное постукиванье падающих с кровли капель.

— А теперь, если вам угодно последовать за мной, мы спустимся по этому коридору в следующую пещеру, где вы увидите, как загружались вагонетки для транспортировки сланца наверх, на мельницу.

Они двинулись за экскурсоводом, звук шагов отзывался мрачным эхом. Все застегивали пуговицы — вдруг сделалось очень холодно. Андреа вся дрожала, ее прямо трясло. Саймон обнял ее и прижал к себе. Напрасно он согласился идти, не внял туманному предостережению. Откажись он, Андреа осталась бы с ним.

Ты не веруешь в Бога! Ты потерял веру!

Эти психические волны снова катились по узкому туннелю ледяным током, вызывая дрожь озноба. Саймон боролся с растущей в душе паникой. Минутная слабость может стать роковой! Бежать некуда, разве что в лабиринт перекрещивающихся темных ходов, замкнутых, как ловчая сеть. Блуждать, отдавшись им на милость? Единственный путь к спасению — поезд. Он должен пройти все до конца.

Другая пещера оказалась больше той, откуда они пришли. Еще одна восковая фигура с теми же чертами лица, что у первой — шахтер в сланцевом забое. Наверное, мастера делали их по одному шаблону. Это выражение ни с чем нельзя было спутать. С самого начала была задумана печать нужды и лишений. Потом появился страх: таинственная сила, царившая в сырой тьме, исказила первоначальные черты.

— Горняк грузит в вагонетку сланец, вырубленный его товарищем, которого вы только что видели… — Саймон чувствовал, как Андреа жмется к нему. Она тоже ощущала это! Но теперь оно было другим. Атмосфера одиночества, словно все другие экскурсанты исчезли. Ушли все до одного. Ты один. Покинут, потерян… обречен блуждать здесь вечно.

Снова звук. Саймон понял, что Андреа услышала, по тому, как она напряглась и прижалась к нему. Это не был резкий шум поезда — скорее глухой вой.

Его услышали все. Головы неуверенно повернулись на звук. Дети испуганно всхлипывали.

— Странные звуки… — оторвавшись от заученного текста, девушка-гид потеряла уверенность. — Эхо может проделать долгий путь. Общая длина проходок превышает тридцать миль, — она напряглась в поисках приемлемого объяснения. — Ветер… он задувает в некоторые проходки… так и должно быть, иначе здесь не было бы воздуха.

Послышался отчетливый вздох облегчения. Объяснение, по крайней мере, вышло правдоподобным. Все поверили, потому что хотели поверить. Кроме Саймона Рэнкина. И возможно, Андреа.

Потом они услышали обратный поезд. На сей раз это действительно был он. Фары осветили пространство, похожее на внутренность древнего храма, поезд замедлил ход и остановился. Четыре пустых вагонетки сейчас умчат всех в безопасность. Двигатель глухо взвыл — тот же самый звук, что раздавался из утробы горы Кумгилья.

— Леди и джентльмены, наше путешествие приближается к концу, — девушка во главе экскурсии вела их к поезду торопливо, словно ей тоже не терпелось оказаться подальше отсюда. — Надеюсь, вы приятно провели время. Для тех, кто захочет побольше узнать о сланцевых копях Кумгильи, есть еще глубокий спуск, по которому можно достигнуть четвертого уровня разработок. Когда-то уровней было десять, но с тех пор, как прекратили добычу, остальные затоплены.

Все это болтовня, реклама большой экскурсии… Саймон дрожал, ему хотелось поторопить машиниста, чтобы тот увеличил скорость. Поезд громыхал и натужно трясся, будто мощная сила пыталась удержать его, остановив мотор.

Свет! Благословенный свет дня, горный туман, вдыхаемый с благодарностью, глубоко до головокружения, наполняет легкие. Ты спасен. Ты пока еще жив и здоров, а штольни и забои — лишь кошмарный сон, исчезнувший при пробуждении. Нет, ты знаешь, что они были и есть — там, внизу, трясущиеся от ярости.

— Прости меня, Саймон, — Андреа подняла глаза и заставила себя выдержать его взгляд, когда он, поставив чашку чая на столик в кафе, сел напротив. — Я виновата… Не стоило тащить тебя туда. Я не знала, что ты… что тебе так страшно под землей.

— А тебе тоже, правда?

— Да, жутко было. Надо отдать им должное, они воспроизвели атмосферу.

— Да, атмосферу они воспроизвели. Потому что не могут от нее избавиться!

— Ты о чем?

— Там внизу есть что-то такое, что я почувствовал еще до того, как мы спустились в шахту. И оно становилось все сильней… Нечто неведомое, еще более могущественное, чем в Дауэр Мэншен.

Кровь отхлынула от лица Андреа. Рука ее дрогнула и пролила чай на столик.

— Может, это все наше воображение? — Она почувствовала, что нужно сделать эту жалкую попытку. Ведь это она уговорила его уехать в Уэльс, чтобы забыть здесь тяжелую душевную драму, — и потерпела фиаско.

— Нет, тут не игра воображения, — сказал Саймон мягко, уже успокаиваясь. — Я в этом уверен. Из той пещеры, что поменьше, злая сила словно намеренно влекла нас в следующую… будто хотела, чтобы мы почувствовали…

— Почувствовали — что?

— Безысходность. Как если бы эти штольни вели прямо в ад. Тот звук — ты его слышала так же ясно, как я, — был похож на стенания загубленных душ в преисподней. И главное, они поняли, что я здесь, что кто-то внемлет им и сострадает. Они взывали о помощи, они умоляли освободить их от того, что держит их там. А силы зла пытались изгнать меня оттуда.

— Так что же… ты собираешься делать? — в страхе прошептала Андреа.

Саймон Рэнкин уставился в свою чашку, снова томимый тайной душевной мукой. Тихий голосок издевался: ты же не веруешь в Бога — значит, ничего сделать не сможешь.