Гай Смит - Погребенные

Но тут до нее донеслись голоса, и злость немедленно сменилась стыдом. Тихий гул, так шепчутся школьники в классе, надеясь, что учитель не услышит. А в этом гуле послышался знакомый стон.

Фрэнсис остановилась. Инстинкт подсказывал, что надо повернуться и бежать обратно что есть сил. Но она не могла оставить Пенни одну в таком месте. К тому же дети в самом деле были здесь.

Пенни продолжала идти вперед. Фрэнсис направила луч фонарика под ноги. Рельсов там не оказалось, один голый камень, за долгие годы отполированный подошвами до гладкости. И своды здесь были ниже. Она с испугом поняла, что это не трамвайный туннель. Должно быть, они где-то ошиблись поворотом и оказались в незнакомой части подземелья. Ей стало не по себе. Но она должна вернуть Пенни.

Впереди над головой забрезжил свет, но не резкий от фонаря или электрической лампы, а мягкое желтое свечение, такое тусклое, что едва было видно. Свеча!

Они сидели на земле в кружок у свечи, прилепленной к плоскому выступу скалы. Скала служила им столом, на котором лежали корки хлеба и кучка то ли яблок, то ли луковиц.

— Вот, — Пенни Марстон показывала на людей, — что я тебе говорила? А ты не верила!

Фрэнсис почувствовала озноб. Их было восемь: семеро детей обоего пола, старшему не больше двенадцати; единственный взрослый склонился над ними, как бы опекая. Повадки мужчины — то, как он сердито ворчал, как жадно хватал еду, — привлекали внимание Фрэнсис. Она стала разглядывать его: асимметричное лицо в морщинах, такое бледное, будто лучи солнца никогда не падали на него, слишком близко посаженные глаза, крючковатый нос со злобно раздувающимися ноздрями, густые щетинистые усы, черные обломанные зубы. Его одежда превратилась в лохмотья, из прорехи на рубахе вылезала свалявшаяся шерсть, штаны заправлены в изношенные кожаные гетры, а на ногах было нечто вроде грубых деревянных башмаков.

Фрэнсис показалось, будто она перенеслась в прошлый век… однако все выглядело таким знакомым. Она напрягла память, силясь вспомнить, где видела все это раньше. А когда вспомнила, похолодела от ужаса. Этот человек был почти точной копией восковых фигур — той, что стояла у стены в забое, или той, что склонилась над перегруженной вагонеткой. Дети как будто пришли сюда прямиком со стендов шахтерского музея, только эти двигались и болтали, испуганно замолкая каждый раз, когда мужчина смотрел на них.

От них шел затхлый, едкий дух, похожий на запах мочи и пота, вид у детей был хрупкий и болезненный. Один мальчик закашлялся, и Фрэнсис вздрогнула. Внезапно она почувствовала, что надсмотрщик разглядывает ее в упор. Однако в глазах под кустистыми бровями не было удивления, только гнев.

— Эй! — он говорил с набитым ртом, из которого сыпались крошки. — Садись ешь. Нечего зря время терять, работать надо.

— Спасибо, — она смутилась, чувствуя свою неуместность здесь, как будто нарушила уединение семейного пикника. — Я не голодна.

В его глазах вспыхнула ярость: "Садись и ешь, сука!"

К собственному изумлению, Фрэнсис Майетт подчинилась приказанию, ослабевшие ноги подвели ее к людям, сидевшим в кружке тусклого света. Она не хотела быть среди них, но ничего не могла с собой поделать, она повиновалась как робот. Сев рядом с детьми, она задрожала от холода, исходившего от сгрудившихся тел. Запаха она больше не чувствовала, видимо, уже успела привыкнуть. Все казалось сном.

Люди внимательно смотрели на нее, ей было неловко и очень страшно. Однако способности думать она пока не утратила. Что она здесь делает? Кто эти странные существа, одетые, как манекены в пещере? Если бы она могла вскочить и убежать, она бы так и сделала, но невидимая сила удерживала ее на месте.

Она взяла ломоть хлеба, лежавший перед ней, не потому что хотела есть, а просто необходимо было чем-то занять руки. Ломоть был похож на кусок сланца. Фрэнсис помяла его — он не крошился, поднесла ко рту и понюхала. Уф, черствый, заплесневелый и такой жесткий, что она не смогла бы откусить ни кусочка, даже если бы хватило духу. Положив хлеб обратно, Фрэнсис потянулась за одним из круглых предметов, пытаясь на ощупь определить, что это такое. Пальцы погрузились в липкую массу. Ее затошнило. Что бы это ни было, яблоко или луковица, оно совсем сгнило. Однако остальные, даже Пенни Марстон, ели с аппетитом, жадно чавкая.

— Хватит рассиживаться! — Сердитый человек достал часы из кармана драной жилетки; изо рта, дробившего черствый хлеб, вновь посыпались крошки. — За работу, или вы хотите, чтоб я вас плеткой угостил?

Дети вскочили с мест и схватились за инструменты, сложенные рядом: молотки, зубила, кайла, казавшиеся слишком большими для них.

— А ты что, сучка?! Плетки захотела, а?

Фрэнсис не сразу сообразила, что мужчина обращается к ней. Перегнувшись через стол-скалу, он свирепо глядел на нее. Она увидела перед собой лицо в сетке заскорузлых морщин, немигающие рыбьи глаза, ощутила зловонное дыхание — и вспомнила о египетских мумиях, существах из загробного мира.

— Я… — она не знала, произносит ли слова вслух, или они лишь звучат в голове — слабая попытка воспротивиться, порожденная безысходным ужасом, — не работаю здесь.

— Нахальная тварь! — яростно заорал он, обдав Фрэнсис мерзким запахом истлевшей плоти, отчего ее чуть не вырвало. — Коли Джетро велит работать, будешь работать до упаду. А сейчас марш в забой с остальными, не то выпорю по голой заднице!

Вновь, сама того не желая, она покорилась неодолимой, страшной силе. Присоединившись к детям, она обнаружила в руке небольшое кайло, которое, видимо, взяла из кучи инструментов. Они выстроились в шеренгу, справа от нее стояла Пенни, а слева — девочка, похожая на ведьму. Все работали, откалывая куски твердого сланца, как стая дятлов в лесу; жуткое, монотонное позвякиванье инструментов перемежалось равномерными ударами падающих капель.

Фрэнсис подумала, что сошла с ума, всего этого просто не могло быть на самом деле. Отлетевший камешек больно ударил по щеке — значит, случившееся с ней было явью. Она напрягла разум, пытаясь постичь смысл происходящего, но безуспешно. Что это, идиотский розыгрыш? Нет, все было взаправду, и ей было страшно оттого, что ее опутали незримые нити, душой и телом завладела непонятная сила.

Теперь она знала, чьи крики и стенания так часто слышала под землей, знала, откуда они раздавались — из запретных глубоких пещер. Но узнала это, оказавшись в смертельной ловушке. Если бы здесь был Саймон Рэнкин! Но нечего и надеяться, что он или кто-то другой придет на помощь.

Через несколько минут невыносимо разболелись пальцы, и ей пришлось поменять руку. Дети работали прилежно и, казалось, совсем не уставали — от страха перед человеком по имени Джетро. Они были рабами этого гнусного чудовища.