Игорь Безрук - Русская рулетка [рассказы : СИ]

— Почему ж не знаю, Прыщавый всё знает. Твоя Катька опять начудила: замочила еще одного клиента.

Как все забродило в моей душе от этих слов, знал только я. На мгновение мне даже показалось, что глаза мои заволокло туманом, но я в который раз собрал всю силу своей воли в один комок и, скосив немного голову в сторону Прыщавого, улыбнулся одной половиной лица и, как будто ничего существенного не произошло, спросил:

— Какая она моя? — как будто хотел в который раз отвести от себя проблему.

— Да ладно ломаться, а то не видно, как ты по ней сохнешь, тут много ума не надо, — все с той же ухмылкой бросил он мне.

Да, хоть Прыщавый и был, как все считали, ни рыба ни мясо, тупым его не назовешь, в людях он разбирался, подмечая порой даже в незнакомом человеке его самые скрытые сильные и слабые стороны. Но все же я как будто никогда не давал повода проявить свои отношения с Катей, может, когда-то все-таки был неосторожен?

Прыщавый высказался и снова в торжествующем ореоле непогрешимого самолюбия цепко втупился в дорогу. Как я его ненавидел в эту минуту! Готов был глотку ему разодрать, и только мысли о Кате, наверное, сдержали меня от этого безрассудного шага.

— Когда это случилось? — только и спросил я, отвернувшись от Прыщавого в свое боковое окно.

— Сегодня ночью. Она еще, наверное, не пришла в себя, зависла, скорее всего, на игле. Ты же знаешь, как девочки все это тяжело переживают, — засмеялся он уже неприкрыто.

— Заткнись! Заткнись, я сказал! — не сдержав своего гнева, бухнул я кулаком по бардачку.

— Да ладно, Макс, — пошел на мировую Прыщавый. — Было бы из-за чего бычиться и машину ломать: ты спросил, я сказал.

Но я уже не слушал его, опять возвратился к Кате.

Представляю, как Лысый взвился. Его давно, наверное, так никто не заводил. Но что стряслось с ней? Поехала крыша? Второй клиент за месяц и второй труп. Первого еще кое-как отмазали — мелкой сошкой был, да и наркоты в тот вечер перебрал. Хорошо, я рядом оказался, прервал истерику Кати, отнял у нее пистолет, отвез домой. Квартира, конечно, накрылась, но труп пришлось убирать, рано или поздно среди девчонок просочится слух об этом инциденте, а уж на подобную крупную лялю, как Катя, выйти проще простого: таких, как она, в городе единицы. У нее особая клиентура, и запоминается она на всю жизнь. И даже через полгода, через год приезжает из какого-нибудь Нарьян-Мара или острова Шпицберген обвешанный соболями и золотом делец и первым делом требует Катеньку.

Чем она их, черт возьми, берет, я до сих пор не знаю. Не молодостью — есть и помоложе мясо. Не опытностью — девиц со стажем в нашей конторе хватает. Но каким-то непередаваемым обаянием, чем-то, я бы сказал, допотопным и вместе с тем до хрустального чистым, настолько чистым, что некоторым хочется вновь и вновь окунуться в эту родниковую чистоту; кому насладиться ею, кому замутить ее в маразматическом удовольствии. И можно только удивляться, как после полутора лет подобной работы она еще сохранила в себе это внутреннее состояние. Но, видно, и родник, пробившийся сквозь мощные пласты земли наружу, можно при желании забить.

Я укорял себя в единственном: как я проглядел начало этого Катиного остывания. Может быть, заметь я раньше эту глубоко спрятанную в ее душе перемену, я смог бы предотвратить все последующие события, в крайнем случае, уговорил бы Лысого отпустить ее на все четыре стороны, хотя прекрасно понимаю, что из нашего ада никто так просто не уходит. Но как-то все уж слишком стремительно произошло, слишком непредсказуемо. Ее и так в последние месяцы вывозили только для особых клиентов раза два-три в месяц, не больше, уж очень многого она стоила. И кто знал, что именно эти разрывы, наверное, вынудили ее начать думать. Думать, а не забывать. А это самое страшное в ее профессии.

Прыщавый привез меня на дачу Лысого, который в своих кругах косил под интеллигента высшего пошиба. В его просторном рабочем кабинете возле покрытого зеленым бархатом дубового стола в кресле уже сидел вертлявый недоносок Гнус, сутенер валютных проституток, к которым в последнее время относилась и Катенька.

Как всегда неусидчивый и задерганный, он и в этот раз то вскакивал неожиданно с места, то снова падал в кресло, манерно жестикулировал, корчил рожи, «в лицах» показывая все развитие событий.

Лысый сидел за столом, дымил сигарой и, не сводя ни на секунду глаз с Гнуса, внимательно следил за его рассказом. Увидев меня, кивком головы указал мне на кресло напротив Гнуса и только когда тот перестал, обратился ко мне:

— Я, кажется, уже имел с тобой разговор по поводу Катьки. Ты мне побожился, что подобное не повторится. Нахрена я, спрашивается, напичкал наши хаты аппаратурой высшего класса, не скажешь? Я понимаю, у девочки сдали нервишки или она вместо травки стала с клиентом колоться, чего я, сам знаешь, никогда не одобрял и не одобряю, но если первый барыга был просто пустым мешком дерьма, второй, которого она замочила, стоил очень-очень — слышишь, Макс! — очень-очень много денег. Она должна была только переспать с ним — и всё! — Лысый подхватился, не сдержавшись, со стула. — Нам надо было его просто заснять, так меня попросили люди, а твоя прелюбезная Катенька взяла да и шлепнула молодца. Ты понимаешь, чего теперь мне это будет стоить?!

Я молчал, давая возможность Лысому выговориться. Ему все равно надо было на ком-то оторваться. И он знал, что я за Катю не отвечаю. Я только улаживаю конфликты.

— Первый раз, благодаря тебе, я ее простил, устроил ей только «субботник». Второго «субботника» не будет, — запыхался Лысый вконец. — Короче, поедешь с Прыщавым к этой лярве и разберешься со всем. Мне лишний геморрой ни к чему. Тебе все ясно?

Мне давно все было ясно, но я и глазом не моргнул.

— Я возьму рыжего Леху, — негромко, как всегда, сказал я.

Лысый глянул на меня укоризненно, но уступил.

— Ладно, поедешь с Рыжим. Потом обратно ко мне, обкумекаем, что делать дальше.

Я поднялся и двинулся к выходу. Голос Лысого и здесь догнал меня:

— Это с твоей пушкой она засветилась?

— Я разберусь.

— Еще ты засветись, — бросил напоследок Лысый и недовольный отвернулся к окну. Я вышел. В коридоре выловил Рыжего. Его упитанная морда как всегда смачно уписывала какой-то эклер.

— Ты, наверное, ни на секунду не перестаешь жрать, — без всякой задней мысли сказал я ему. Рыжий не обижался, он давно привык к подобной моей иронии. — Поедешь со мной, Лысый сказал.

Рыжий кивнул и затем пошел во двор выгонять машину.

Вскоре мы уже ехали в направлении к городу. Я снова и снова возвращался к Катеньке. Меня мучил один и тот же вопрос: что с ней в последнее время происходит? Я не мог дать на него разумного ответа и уже, наверное, не дам: мы ехали к Катеньке, Рыжий сидел возле меня, он был для подстраховки, назад дороги не было.