Игорь Безрук - Русская рулетка [рассказы : СИ]

Баба Дуся закряхтела неодобрительно, достала из серванта поллитровку прозрачного самогона, поставила перед Тарановым на стол. Малосольные аппетитные огурчики расположились на маленьком узорчатом блюдце. Порезала баба Дуся племяннику и сухой колбасы, оставшейся после вчерашнего. Таранов с ходу бухнул полстакана, надкусил сочный огурец, бросил в рот шматок колбасы и побрел неторопливо в единственную комнату тетки.

Комнатушка бабы Дуси была скромная, три на четыре, а то и меньше. По крайней мере, так казалось из-за обилия громоздившейся тут мебели. Сервант у правой стены упирался в металлическую сетчатую кровать, кровать — в массивный платяной шкаф. За шкафом какие-то коробки. Вот и вся одна сторона. С другой стороны — напротив серванта — старый потрескавшийся в некоторых местах дерматиновый диван с вытертыми цилиндрическими подлокотниками и небольшой полочкой над изголовьем, на которой располагались шесть керамических слоников: мал, мала, меньше. Впритык к дивану — круглый стол, покрытый застиранной скатертью.

Таранов плюхнулся на кровать, уставился на старые, пожелтевшие от времени фотографии на стенах. С детства знакомые лица: бабуля с молодой еще бабой Дусей, мать, отдельно дед. А вот и он с матерью: лопоухий и белобрысый. Сколько лет-то прошло? Представить страшно.

Вдруг взгляд его упал на сервант, где возле небольшого ряда старых выцветших книг лежала сложенная вчетверо десятка. При виде купюры на Таранова снова накатила вчерашняя проблема. И тут же возникла мысль: а ведь такая сумма вполне может оказаться у тетки, он помнит, как еще совсем недавно она интересовалась у него курсом валют, — неужто просто так, для кого-то? Сомнительно. Наверняка именно она переводила свою пенсию в доллары, а перед ним лукавила. И сколько же ее теперь у старушки?

Таранов поднялся, подошел к серванту, стал отодвигать книги в надежде что-нибудь обнаружить, не может же она хранить валюту на сберкнижке, испугается, государство у нас такое непредсказуемое, сколько раз вот так наказывало.

— Что там ищешь, Пашенька? — неожиданно сзади него раздался голос бабы Дуси.

Таранов отшатнулся.

— Да вот думал взять у тебя что-нибудь почитать.

Баба Дуся глянула на него недоверчиво:

— С каких это ты пор книжки стал читать?

— Да с тех самых, баб Дусь, с тех самых, — ответил неопределенно, подходя к тетке, Таранов. Вслед за тем он взял ее за предплечья, развернул спиной к себе и повел впереди себя на кухню.

— Ах, баб Дусь, баб Дусь, люблю я у тебя бывать, хорошо здесь. И самогон у тебя отменный. А огурчики — прямо объедение.

На кухне он хлопнул еще полстакана самогона и смачно закусил огурцом.

— Баб Дусь, а, баб Дусь, а у тебя денег случайно нет? — спросил спустя минуту.

— А тебе много-то надобно? — спросила баба Дуся заинтересованно. Таранов назвал приблизительную цифру. Баба Дуся посмотрела на него, как на сумасшедшего:

— Опомнись, сынок, откуда у меня такие деньги? Разве не знаешь, что я на одну-то пенсию живу?

Таранов раздраженно вспыхнул:

— Знаю, знаю, — ему не хотелось верить, что он не найдет никаких денег. — Но ведь ты давно-то пенсию собираешь, складываешь сколько лет. Дай мне немного, я подкалымлю, верну, разве ты мне не родня? — он пристально посмотрел на старушку. Она растерянно замерла возле газовой плиты.

— Окстись, ненормальный, какие деньги?

Таранов неожиданно сорвался с места, как будто его взорвало что.

— Ну так займи где-нибудь! У твоих подруг разве нет ничего? Неужели ты не понимаешь, что мне до зарезу нужны эти деньги?!

Баба Дуся растерянно посмотрела на него.

— Да и у них нет таких денег, а если бы и были, я б не стала просить: чем отдавать-то?

— Врешь ты всё, — не унимался Таранов. — Нутром чую: есть у тебя деньги, есть! — сорвался он обратно в комнату. Баба Дуся взволнованно потянулась за ним.

— Признавайся, где прячешь? Тут? — открыл он платяной шкаф и стал перерывать бельё. — Тут? — опустился пониже.

Баба Дуся попыталась прибегнуть к голосу разума.

— Опомнись, Пашенька, что ты делаешь?

— Что делаю, что делаю… Ужель не видишь: себя спасаю!

— Но разве можно так?

— А как, баб Дусь, как?!

Остолбеневшая старушка не нашлась, что ответить, а ничего не находящий Таранов раздражался всё больше и больше. Безрезультатность поисков, перемешанная с хмелем и отчаянием, только усиливала раздражение. В конце концов, он не выдержал, оставил поиски и с горящими и одновременно осоловелыми глазами тяжело подступил к тетке.

— Ну, говори, где деньги? Говори! — схватил он её крепко за грудки и встряхнул с легкостью. Старушка как могла еще пыталась вернуть осатаневшего племянника к сознанию, но испуг в голосе все же коварно выдавал её.

— Опомнись, Пашенька, родной, опомнись. Неуж не понимаешь, что делаешь? Ты же совсем пьян.

— Не пьян я, не видишь, не пьян! — как будто не ей, а себе пытался что-то доказать Таранов, и все не отпускал перепуганную насмерть старушку, продолжая теребить её и вопрошать: «Где прячешь деньги, дрянная, говори!» Но старушка упрямо стояла на своем: денег нет, а он пьян.

— Да не пьян я! — взбесился совсем Таранов, не выносящий, когда ему раз за разом повторяют одно и то же. Поняв, что от старушки ничего толком не добьешься, с дикой злостью он отшвырнул её в сторону и снова побрел к серванту.

Ошеломленная баба Дуся, как бестелесная, просто отлетела к ближайшей стенке, глухо стукнулась об неё головой и тихо замерла с невидящими уже ничего глазами на полу, осунувшись.

А Таранов в это время вышвыривал вон из шкафа белье и одежду, тряпки и коробки. Не обнаружив и в этом месте желаемого, перебирался в другое, и на пол уже летели книги и журналы, газеты и толстые альбомы с фотографиями. Пожелтевшие фотокарточки так же, как баба Дуся, опадали на пол и продолжали недоуменно глядеть выцветшими глазами на мало что соображающего Таранова.

Таранов ступал по ним, как по осенним опавшим листьям, пинал с раздражением ногами и перебирался дальше, к дивану, где под сиденьем хранились другие вещи, затем к кровати с двумя пухлыми, мягкими матрасами. Однако и там ничего не находил.

А бабе Дусе было всё равно, что происходит в комнате, что творится в закипевшей груди племянника, её душа была уже далеко отсюда, за тысячу тысяч километров, там, где давно уже никто не знает, что такое суета и житейские проблемы и как выглядят бумажки, которые люди на земле называют деньгами.

2002