Игорь Безрук - Калейдоскоп [рассказы : СИ]

— «Фанфан»?

— Ну да, помните как у Дюма, кажется: «Фанфан — тюльпан».

«Вот идиот, — подумала про назойливого Майкла Инга, пробуя экзотический салат. — Неужели он всерьез решил, что в России никто больше не читает книги и не смотрит старое кино, как у них в Америке. По крайней мере, еще знаем, что есть и Достоевский, и Апдайк, и что „Фанфан-тюльпан" написал совсем не Дюма».

Когда пища проскользнула в желудок, ее, однако, чуть не стошнило (проклятая язва). Она опять дернула Макса за рукав и шепнула:

— Ты не знаешь, где тут туалет?

— Спроси официанта, — не прерываясь, кинул Макс.

— Макс, мне плохо.

— Вам плохо? — снова встрял Майкл. Чего он лезет?

Макс поднялся.

— Идем. Он, скорее всего, за углом.

Он извинился и быстро потянул Ингу на выход.

— Слушай, ты что, не в духе? То тебе не нравится, того ты не хочешь!

Он сильно был раздражен. Но и она сдаваться не хотела, отпарировала ему не слабее:

— Зато ты от своей Мэри не оторвешься!

Он резко остановился на полпути:

— Да ты ревнуешь никак? — Макс в упор посмотрел на Ингу.

— Она ещё ничего, — поняв, что ляпнула непотребное, пожала плечами от смущения Инга.

— Снова ты за своё. Как тебе в голову-то такое пришло?

Он снова быстро пошёл вперед, Инга еле догнала его.

— Она так смотрит на тебя, так смотрит…

— Я понимаю её.

— Я тоже.

— Да, с тобой не соскучишься, — Макс подтолкнул ее к обвитой зеленью пристройке. — Там, наверное.

Это действительно оказалось там. Инга справилась скорее, чем он ожидал. Глотнула также вдогонку к «Фанфану» прихваченный с собою на острова спасительный для нее «ранитидин».

— Вырвала?

— Нет, прошло.

— Это только начало.

Когда они вернулись, ансамбль надсаживал что-то экзотическое. «Тут всё экзотическое», — подумала Инга. Она впервые на выезде. До этого дня ни разу в жизни не покидала Россию и даже, познакомившись на одном из фуршетов с Максом, молодым предприимчивым ивановским бизнесменом, не предполагала, что он возьмет её с собой. Это была просто мечта. И ещё какая: вместе с Максом на тропических островах. Почти как свадебное путешествие. Только вот эта чопорная чета разрушает всю их идиллию. И Макс им рад, кажется, даже больше, чем ей.

— Вина? — Майкл протянул Инге бутылку. Инга глянула на неё и кивнула безразлично. Она совершенно не разбиралась в винах, особенно таких изысканных, но подумала, что вино сможет хоть как-то ее взбодрить. Хотя предпочла бы сейчас дернуть водки.

Выпили за знакомство. Мэри обратилась к Инге, и Инга заметила, что та сразу взяла с нею какой-то покровительственный тон. Так она разговаривала и с Максом, будто мать с сыном. Выходит, Инга автоматически становится ей дочерью?

— Вас не сильно утомляет солнце, Инга? — пристально и как бы изучающе посмотрела на неё Мэри (она довольно-таки хорошо говорит по-русски. Тоже из бывших?). — Вы позволите мне вас так называть?

— Гм, — пожала плечами Инга, не придавая значения этому оценивающему взгляду Мэри. Ей было всё равно.

— А я прямо умираю здесь от жары, хотя вечера и полны очарования. И всё же они не идут ни в какое сравнение с теми, которые мы коротали на Западном Самоа, — и Мэри стала вдаваться в сумбурные воспоминания, которые совсем не занимали Ингу. Ничего любопытного не находила она и в разговоре мужчин. Какие-то слепки, какие-то останки, что-то очень и очень от нее далекое и малоинтересное (где только Макс набрался таких слов?). Инга поймала себя на мысли, что ей становится скучно. Однако вино постепенно брало своё. Такого она на самом деле ещё не пробовала. Оно действительно, как ей и говорили, оказалось с особым, неподражаемым привкусом.

Один за другим вдалеке вспыхивали огни. Официант зажег на столе свечи, и в их сумеречном отблеске лица всех стали особенно волнующими. От оркестрантской ниши полилось что-то протяжное и тягучее. Майкл пригласил на танец Ингу, Макс — Мэри.

— Как вам наш милый ресторанчик? — Майкл не скрывал своего восторга по этому поводу.

— Я, знаете ли, не так часто бывала в таких ресторанах.

— Я вас понимаю, — закивал головою Майкл. — Молодость хочет одеться, обуться, съесть пирожное, пойти на концерт. А вот мы с Мэри предпочитаем путешествовать. В год раза три-четыре выезжаем в различные места. В январе были на Фиджи, в апреле — на Ямайке, теперь — здесь. В старости, знаете ли, другие ценности. Я ведь почти всю жизнь прожил на материке. Союз и тот не весь знал. Но вот перебрался в Америку, вышел на пенсию и сказал себе: баста, пора и мир повидать, я не я, коли хоть что не увижу! Теперь даже не понимаю тех, кто всю жизнь сиднем просидел в четырех стенах и видел, скажем, Бутан, лишь по телевизору. А ведь это не просто поглядеть надо, это увидеть надо и вдохнуть, и ощутить всеми фибрами души, — тогда только, считай, узнаешь, что такое мир.

Инга согласилась с ним. Она тоже чувствовала себя по-иному, когда ступила на неизвестную ей доселе землю. И про воздух, и про ощущения эти, как верно всё сказано. Только вот сейчас у неё все ощущения больше связаны с Максом, и с ним она хотела бы об этом делиться, а не с каким-то там Майклом, молодящимся старикашкой. Но Макс был с Мэри, ей шептал какие-то ласковые слова, и она, эта Мессалина, бесстыдно прижималась к нему своим сладострастным животом. А впрочем, не всё ли равно, что испытывает Мэри к Максу или Макс к Мэри. Жизнь не застревает на одних чувствах!

— Через полчаса, — почесал ладони Майкл, когда все сели, — подадут фирменное, и мы будто перенесёмся в те допотопные времена, когда люди съедали органы животных, придавая им особые магические свойства. Конечно, теперь это всего лишь атавизм, но посмотрите вокруг, в таких заведениях до сих пор встречаются люди, верящие в переселение если не душ, то уж возможностей точно. Мы с Мэри, едва откушав обезьяньих мозгов, сразу же стали горячими почитателями этого замечательного блюда, но вся прелесть не столько в этом. Сейчас нам смонтируют специальные приспособления для удерживания обезьян.

— Их что, подают целиком? — перебила его Инга.

— Не торопите события. Обратите лучше внимание на особые вырезы в нашем столе. Они скрыты под специальной пластиной. Сейчас её уберут и высвободят эти пазы.

И действительно, от одного столика к другому уже сновали официанты и вскрывали вырезы. Тут все было технически продумано и отрепетировано, так что проделать всё, что полагается, официантам не стоило большого труда и занимало не так уж и много времени. Они орудовали ловко и слаженно. И, буквально, минут через двадцать все столики превратились в необычные сооружения, мало, казалось, предназначенные для приёма пищи. Впрочем, так только казалось. Вино, свечи и закуска остались нетронутыми.