Игорь Безрук - Калейдоскоп [рассказы : СИ]

Влада зазнобило. Он натянул фуфайку и плотно укутался, присел у печи, но про дрова забыл. Ему и так стало тепло. Само по себе. Просто тепло.

Сколько Влад проспал, он не знал. За окном опять светло. Или еще светло? Утро и вечер для него потеряли смысл, даже не сохранив временных свойств. При свете тоже можно спать. В темень лучше не спится.

Влад ощутил ужасный голод. Двумя руками взял небольшую кастрюльку с остатками супа и в охотку стал уплетать его. В кастрюле нашелся и кусок мяса на кости. Каким-то безвкусным показался ему он. Однако, будучи голодным, Влад быстро проглотил его и даже обглодал кость, чего раньше никогда не делал.

С каждым часом его всё сильнее раздражало окружающее. Влад то передвинет на другое место стол, то вынесет стул, то стянет с кровати покрывало и швырнет его в угол. Надоела занавеска на окне, слегка колышущаяся на сквозняке, — сорвал её. Не понравилось отражение в зеркале — разбил зеркало. Не найдя больше пищи, сбросил на пол всю посуду и разметал по кухне крупы. Лишь скрип снега за окном, отчетливо услышанный им, и возня на крыльце, заставили его прекратить разорение, притихнуть и насторожиться.

Это была Сана, второй день не находившая себе места. Влад не приехал как обычно и даже не позвонил. Она не знала, что думать. Старалась отметать разные нехорошие мысли, а в самое худшее — разрыв с Владом — просто не хотела верить. Решила поехать к нему сама.

Сана не ошиблась, быстро разыскала его небольшой дом, хотя и была здесь всего пару раз. Да, это был его дом, та калитка и тот двор, густо теперь заметенный снегом. Вход в дом находился с тыльной стороны. Сана пошла к нему, оставляя за собой вереницу отчетливых следов. Других следов возле дома не было. Неужели Влад не ночевал дома?

Сана поднялась на крыльцо и на секунду замерла у порога. Потом постучала. Ей никто не ответил. Постучала громче — ничего. Наверное, так оно и есть: Влада дома нет, и Сана приехала напрасно.

Тут что-то бухнуло внутри. Отчетливо. Сана приложила ухо к двери и снова дробно застучала.

— Влад, — позвала, — Влад, это я, Сана!

За дверью, как показалось ей, что-то зашевелилось, и кто-то словно засопел. Трезор? У него была собака.

— Влад! — позвала снова.

— Сана? — послышалось в ответ.

— Влад? — переспросила она, но из-за двери опять тишина. Может, показалось? Еще раз постучала.

— Сана, — отозвалось оттуда. — Сана, уходи. Уходи, Сана, — каким-то дрожащим, с трудом прорывающимся голосом.

— Влад? — Она ничего не понимала. — Влад, это я, Сана. — Ей вдруг стало тревожно и муторно. — Что с тобою, Влад?

— Уходи, Сана! — уже громче и настойчивее. Но этот голос менее всего напоминал ей голос Влада. — Уходи! — крикнул Влад и грохнул об пол какую-то посудину.

— Но Влад… — совсем сбитая с толку, произнесла Сана.

— Уходи! — уже озлобленно и с надрывом. Сана отступила, отошла и вдруг ясно услышала из-за двери глухое, испугавшее её, рычание. Она попятилась и неожиданно, сойдя с крыльца, оступилась, чуть не упав. Схватилась за перила и непроизвольно глянула на то место, куда угодила её неуклюжая нога. Посмотрела и вскрикнула: у крыльца, припорошенный снегом, в небрежно-раскинутой позе лежал Трезор. Вернее, всё то, что от него осталось. Её поскользнувшаяся нога выгребла эту скрытую замерзшую плоть из-под снега.

А чуть в стороне из-под снега торчал глаз Трезора.

Сана окаменела. Что это, Боже?!

А из дома всё доносилось:

— Уходи, Сана! Уходи! — и звон разбивающегося стекла и треск ломающихся стульев, а потом глухие, тяжелые удары в дверь. Чаще, сильнее, настойчивее.

И вдруг до Саны будто дошло. Вдруг она испугалась по-настоящему. Почти обезумела, сорвалась, побежала, спотыкаясь и прикрывая рыдающее лицо маленьким озябшими, несмотря на одетые варежки, ладонями.

А Влад всё метался из комнаты в комнату, разбивая вдребезги стеклянную посуду, ломая стулья, срывая и разрывая простыни, наволочки и занавески. Он всё крушил, разбрасывал и разбивал, не задумываясь и не осознавая, что делает, ощущая только, как необычайно наливаются его мышцы, как грудь непривычно расширяется, требуя всё больше и больше воздуха, а ноги так прямо и готовы бежать хоть добрую сотню километров, — настолько литыми и огромными, как показалось ему, они стали. И в этом кавардаке Влад почувствовал себя абсолютно свободным. Душа затрепетала, голова пошла кругом от радости, захотелось на свежий воздух. Побольше воздуха! На улицу, на простор, вон из замкнутых стен!

Налег плечом, без труда вынес входную дверь и замер на крыльце.

Стемнело быстро, и полная луна во всем своем божественном сиянии зазолотилась вверху. Её вид особенно поразил Влада. Это было как явление, как какое-то откровение. Недостающая цепочка его бытия.

Владу вдруг сделалось необыкновенно легко. Так, как никогда не было легко. Он весь затрепетал от возбуждения, до боли сжал кулаки, выпростав руки вдоль тела, и… завыл вековым неистовым волчьи воем.

Виктор умело, с навыком установил палатку и теперь натягивал последние стропы, закрепляя их на вбитых в землю деревянных колышках. Всё делал спокойно, не спеша, основательно — так, что Анна даже залюбовалась им.

От него вообще веяло надежностью. Виктор и привлек ее именно цельностью своего характера, в котором, как в зеркале, отражались и мужественность, и сила, и уверенность в себе. За таким, как говорится, будто за каменной стеной. Степенный, рассудительный, не подведет. Не о таком ли мужике мечтает каждая баба? Хотя какая она баба — двадцати еще нет. Виктор — второй у нее. Не чета первому. Тот какой-то весь издерганный был, суетливый, все пытался казаться лучше, чем есть. А этот… Господи, небо и земля!

Анна чуть улыбнулась, найдя забавным такое сравнение. Улыбнулась и почувствовала прилив воодушевления.

Сразу нахлынули сладостные грезы, в груди стало тепло, в теле легко. Она отломала небольшую засохшую ветку и от радости и удовольствия стала слегка похлестывать себя по ноге, расхаживая взад-вперед по залитой заходящим солнцем поляне и искоса поглядывая на мускулистую спину мужчины.

Её мужчины!

Как замечательно осознавать, что рядом с тобой такой обаятельный, сильный и надежный человек.

Тем временем Виктор закончил и стал затаскивать внутрь палатки матрас, бросив ей на ходу, чтобы она достала из машины покрывало и одеяло.

Сначала Анна не хотела спать в салоне, но Виктор отговорил ее, мол, какой в машине отдых, так и останется — что был, что не был на природе.

Разгорячился:

— В том-то и смысл — слиться со всем, впитать в себя всё!

И Анна согласилась. С ним трудно было не согласиться: он всегда говорил правильно. Даже мама удивлялась: как это Виктор всё так правильно понимает. Но это, видно, она преувеличивала, еще неизвестно, кому он больше понравился: маме или ей.