Ребекка Десcертайн - И прошёл год [litres]

– Надо сказать отцу.

– Как? Нас к нему не пустят, – возразил Калеб.

– Значит, придется разбираться самим.

Мальчики сбежали с холма и направились к дому.

Ночью Калеб, Томас и Ханна оделись в темное и тайком отправились к тюрьме. Ханна ехала на лошади матери, мальчики – на отцовской. В отличие от деревни с тем же названием, город Салем был многолюдным: жители селились вокруг нескольких маленьких бухточек, соединенных с заливом. Дети спешились за пару кварталов от тюрьмы и оставили лошадей за старым амбаром. Тюрьма – прочное здание из красного кирпича – стояла посреди заросшего травой ровного места, а значит подобраться к ней так, чтобы стража не заметила, будет сложно. Карманным ножом Томас нарезал ветвей и травы и набросал сверху на себя и остальных. Медленно, в полной тишине они крались к тюрьме. Достигнув густой спасительной тени, они сбросили ветки; Томас достал из мешка длинную веревку с железным крюком на конце и ловко забросил крюк на каменную балюстраду на вершине здания. Калеб ухватился за веревку и начал подниматься по стене. Его целью было узкое зарешеченное окошко метрах в десяти от земли. Ханна иногда приходила в тюрьму вместе с матерью, и примерно представляла, где находятся камеры и куда какой коридор ведет. Она была уверена, что именно через это окошко можно попасть в маленький коридорчик, в котором по ночам никого нет. Однако на полпути Калеб потерял равновесие и ударился о стену. Ханна тихо ахнула, и они с Томасом нырнули под брошенные на траву ветви. Ворота с громким лязгом распахнулись, оттуда вышел охранник и начал обход, ища источник шума. К счастью, наверх, где у стены раскачивался Калеб, он не посмотрел, и затаивших дыхание Томаса и Ханну в неверном лунном свете тоже не заметил. Вскоре он вернулся, но было ясно, что сразу он не уйдет. Потянулся дымок: охранник набил трубку английским табаком и закурил. Времени терять было нельзя, и Ханна, сдвинув ветки, жестами показала Калебу, чтобы тот лез дальше. Добравшись до окна, мальчик нырнул в него и исчез. Внутри он упал на четвереньки на мокрый каменный пол. Здесь было темно и холодно, нестерпимо разило нечистотами. В соседней камере кто-то стонал. Калеб вздрогнул, по спине от страха побежали мурашки. Отбросив все мысли, он достал приблизительный план, набросанный Ханной, изучил его под льющимся из окна слабым светом и шагнул в темноту. Лестница в дальнем углу должна была привести его к отцу.

– Кто здесь? – раздался тихий женский голос. – Пожалуйста, сэр. Прошу вас, помогите мне.

Понимая, что времени почти нет, Калеб замер, надеясь, что женщина подумает, будто он ушел.

– Пожалуйста, сэр, подойдите ко мне.

Калеб приблизился к крохотной камере и разглядел внутри скорчившуюся в углу женщину.

– Сэр, Доркас Гуд, дочь Сары Гуд… Пожалуйста, посмотрите, как она там. Ее мать повесили, и никто не разговаривал с ней и не видел ее уже несколько недель.

– Хорошо, – прошептал Калеб.

– Калеб, это ты? – женщина подползла ближе, и мальчик узнал Мариам Теллер, старуху, которая торговала яблоками на улице.

– Да, мэм, это я.

– Какой хороший мальчик. Ты помогаешь отцу на полях в эти погожие дни?

Несчастная женщина явно потеряла рассудок. Калеб нащупал за пазухой две буханки хлеба и пропихнул одну сквозь прутья, а потом тихонько пошел дальше по коридору. В другой камере (там было еще меньше места и больше сырости) была прикована к стене четырехлетняя Доркас Гуд. Ее мать обвинили в колдовстве одной из первых и повесили вслед за Бриджит Бишоп. Доркас была так перепачкана в грязи и собственных испражнениях, что Калеб едва не отшатнулся от нее из-за вони. Девочка таращилась на него дикими глазами, и Калеб просунул ей вторую буханку. Она схватила хлеб и принялась рвать его зубами, как дикий зверь. У Калеба сердце разрывалось от жалости: Доркас была маленькой девочкой, а ее обвинили в колдовстве. Уму непостижимо, как это судьям вообще пришло в голову.

Калеб нашел лестницу, спустился на два пролета и свернул в другой коридор. Маршалл Льюис, которого бросили в темницу за то, что после того, как он поссорился с соседом, у того охромела лошадь, подал голос:

– Эй, мальчик, что ты тут делаешь?

– Тс-с-с, – зашипел Калеб.

– Эй, охрана… Охрана! Что тут делает мальчик?

Калеб в панике искал, куда бы спрятаться, и заметил, что в одной из решеток прутья немного разошлись. Он протиснулся в щель и оказался в камере, где спала женщина. Через пару минут раздался громкий топот.

– Здесь мальчик! Здесь мальчик! – верещал Маршалл.

– Заткнись, старый болван! – охранник плюнул в него.

– Но он здесь! Он вон там!

Охранник отпер замок и стал бить скорчившегося в углу Маршалла дубинкой, пока не устал, а потом ушел. Калеб подождал немного и вылез обратно. Ему было жалко Льюиса, который явно сошел с ума, но вторая встреча с охраной заставила его еще сильнее стремиться вон из этого жуткого места. Он поспешил дальше и вскоре к своему облегчению нашел камеру Натаниэля.

– Отец?

– Калеб, мальчик мой! – Натаниэль протянул руку между прутьями и сжал его плечо. – Как ты сюда попал и как мы будем отсюда выбираться?

– Томас кое-что придумал, не беспокойся, – улыбнулся Калеб.

Калеб достал инструменты и ловко, как учил его отец, вскрыл замок. Оба Кэмпбелла быстро и бесшумно пробрались по коридору, завернули за угол и замерли. Охранники сидели совсем рядом. Калеб жестом попросил отца подождать. И в этот момент с улицы донесся ужасный крик боли. Тут же началась суматоха: стража бросилась смотреть, в чем дело. Натаниэль и Калеб спустились по ступеням и побежали к входу. У ворот остался только один охранник, но Натаниэль вырубил его ударом по голове. Вдали был виден огромный костер, окруженный фигурами в длинных одеждах. Можно было подумать, что это шабаш, но на самом деле, объяснил Калеб отцу, «ведьмы» были палками, воткнутыми в землю и наряженными в старые платья Ханны. Охранники, обманутые отблесками пламени и странными тенями, подбирались к костру, намереваясь застать чародеек врасплох, а Натаниэль и Калеб тем временем пустились наутек.

– Молодец, Калеб, – похвалил Натаниэль. – Все в порядке?

– Все эти бедняги в тюрьме… Отец, это же не ведьмы.

– Я знаю. Обещаю, мы с этим разберемся.

И они отправились искать Ханну и Томаса.

Дин перевернул страницу и заметил в правом верхнем углу запись, сделанную другим почерком: «Это последняя запись Натаниэля Кэмпбелла».

Осень 1692 года

Сегодня вечером я испытываю большую радость и большую боль. Я пишу, а темнота окутывает мой уютный дом. Дом, в котором живет моя семья, дом, полный любви. Но сегодня ночью мне предстоит сражение, вероятно, с самым ужасным злом, которое я встречал за все время, что охочусь.