Ольга Птицева - Брат болотного края [СИ]

— Зато мошкары нет, — подбодрил ее Лежка, но и он, осунувшийся и бледный, шел вперед на одном только упрямстве.

— Даже мушки эти проклятые устали, — недовольно пробормотала Леся. Ругаться сил не было, усталость притупила все мысли и тревоги, голод заслонил сомнения, осталась лишь необходимость перебирать ногами да выхватывать среди темных стволов волчий образ, ведущий их к ночлегу.

— Поляна там, — сказал Демьян, вернувшись. — Сухая, утоптанная, я на ней ночевал уже, давно правда.

— Незатопленная? — недоверчиво переспросила Поляша.

Укусы мошек и гнилой смрад болотины ее не мучали, но пережидать ночь рядом с топью она отказалась напрочь, только фыркнула в ответ на слабые уверения Лежки, мол, рассвет придет быстро, можно и здесь прилечь, не зазовки же бояться, бор старый защитит. В силу леса верить не приходилось. Леся чуяла, как медленно гниет он, отдавший корни мертвой воде. Как уснуть там, где и вековые сосны не сумели защититься?

— Туда болотине ходу нет, — уверенно ответил Демьян. — Чего стоим? Идти надо.

— И чья там земля чудная? — не унималась Поля. — Лесная будет?

— Лося, — коротко бросил Демьян.

Поляша только головой покачала, но пошла. А за ней и остальные. Что за лось такой, никто не спросил. Леся помнила тяжелый взгляд могучего зверя, виданного ею на картинках в безымянных учебниках. Ветвистые рога, мощное тело и раздвоенные копыта. Рад ли будет лесной зверь лесным людям?

— Лося я никогда не видел, — шепнул ей Лежка, выстукивая перед собой путь. — Медведя видел, волков видел, олениху с дитятками. А лося, нет.

— Так он зверь? — спросила Леся, ежась от тревожной темноты кругом. — Или ряженый?

— Кто ж в лося обрядится? — Лежка глянул на нее с удивлением. — Зверь. Самый старый в лесу. Еще Батюшка к нему на поклон ходил.

— Тот, наверное, сдох давно, — не думая, ляпнула Леся, перешагивая рытвину, полную воды.

Сосна, нависшая над болотиной, взвизгнула и с шумом повалилась, расплескивая по сторонам жирные капли. Тонко вскрикнула Вельга, вцепилась в товарок. Поляша рванула в сторону, скрылась в колючих кустах боярышника, заозирался Лежка, заголосили в кронах вечерние птицы. Леся зажмурилась, пережидая, пока тоскливый гул упавшего дерева не стихнет в топкой глубине.

— Совсем не в себе, девка? — Сильная рука схватила ее за плечо.

Это Демьян в один прыжок оказался рядом, зарычал, ощупывая звериным взглядом притихшую болотину.

— Я же просто… — пролепетала Леся, тяжело сглатывая. — Сказала.

— Здесь ничего просто не бывает, — оборвал ее Демьян. — Про лося не смей даже думать громко. Поняла?

— Да кто он? — не удержалась Леся.

— Лес, — ответил зверь и разжал хватку. — Сам лес.

Леся отвела глаза. Смотреть, как покрывается лихорадочными пятнами лицо Демьяна — нечеловечье, поросшее бородой, темное и злое, — было так жутко, что хотелось кричать. Только звуки застревали в горле. Даже безумицы перестали скулить. До ночлега они шли опасливо. В ночной болоте то и дело что-то всхлипывало, аукало и стонало. Мерцающие огоньки поднимались из топи, вились над тропинкой, сбивали с толку. Леся не следила за их дурманным танцем — боялась, что он заманит ее в сторону, туда, где тропинка обрывалась голодной жижей, прогнившим мхом и топкой землей.

— Морды нацепите, — прошипела безумицам Поляша. — Зайдете в болотину — доставать не станем.

Вельга послушно полезла в мешок. Смятая оленья маска глядела перед собой пустыми глазницами. Правый рог обломился под корень, от левого остался один острый пенек. Вельга натянула морду и стала еще безумнее. Страх, что внушала она в овраге, исчез. Леся исподволь покосилась на ее товарок. Ряженые сбились в кучу, прятали глаза, оттягивали от лиц маски. Жалкие и беспомощные, они растеряли всю мощь, дарованную им Бобуром. Леся отвернулась. Жалость поднялась в ней душной волной и откатилась, уступив место раздражению. Глупые бабы, зачем пришли в лес, если был у них выбор, если могли остаться в тепле и покое, пусть и запертые, пусть и больные. Что им лес? Что им болото? Глупые-глупые бабы.

— Вот так, хорошие девочки, — похвалила их Поляша. Сумрак скрывал ее лицо, но голос насмешничал, Леся почуяла это остро и с трудом сдержала улыбку.

— Все равно голова кружится, — чуть слышно жаловались безумицы, оскальзываясь на кочках. — И душно, мочи нет.

Морды душили их, мешали говорить, заслоняли глаза, но снять их без разрешения они не посмели. Так и шли к лосиной поляне под беззвучные смешки Поляши.

— Ты и для мертвой злая, как гадюка, — проворчал Демьян, выходя на сухую землю. — Снимайте морды, глупые, совсем задохнетесь.

Леся их не слушала. Стоило ей выйти из топи, ощутить под собой твердость поляны, утоптанной мощными копытами, как усталость опрокинулась на нее, будто ушат холодной воды. Тяжесть разлилась по телу, неподъемной стала дырявая шаль, невыносимыми — разношенные ботинки.

— Ты приляг, — предложил ей Лежка, расстилая у вспученных корней старого дуба стеганое покрывало. — Я разбужу, как воду вскипятим.

— А девка за водой сходить не хочет? — ядовито спросил Демьян, усаживаясь на корявый пенек поваленной сосны. — Все умаялись, чего бы ей товарищам не угодить?

— Не пойду я, — буркнула Леся, оседая на покрывало. — Мне воды не надо. Хочешь, сам иди.

Демьян коротко хохотнул.

— Я на сегодня свое отходил.

Он устало вытянул ноги. Изгвазданные в жирной грязи ботинки жалобно звякнули. Городские клепки на них туско поблескивали в слабом свете костра.

— Что? — спросил Демьян, увидев, как глядит на него Леся. — Нездешние у меня черевички?

Только Леся его не разобрала. Другие ботинки — кожаные, с толстой подошвой, забитой грязью, вспомнились ей. Истрепанные, что и цвета не разобрать. Стоптанные до мягкости, привыкшие к ногам хозяина так, что повторяли их форму, даже отделенные, сброшенные. Пахнущие землей, хвоей и натруженными ступнями. Явственно связанные с тропинками, по которым те ходят. Где Леся видела их? Отчего так легко представляет в мельчайших деталях? Толстые шнурки, продетые в железные петельки. Обтертые носки, лысоватые и блестящие. Пыль, что прячется в трещинках.

— Как тебе мои черевички? — спрашивает кто-то густым голосом, будто целый лес шумит в нем. — Нездешние?

И смеется звучно и весело, и подхватывает Лесю на руки, куда-то вверх, к кронам, а ботинки остаются внизу, на тропинке, засыпанной хвоей.

— Слышишь, блаженная?.. — Демьян щелкнул перед ней пальцами, вырывая из воспоминаний. — Куда пропала?

— Иди в топь, — ощерилась на него Леся. Острая боль потери впилась в нее, словно заноза.

Демьян только плечами пожал, скрипнул курткой, легко вскочил с пня.

— Рад бы поболтать, да идти надо. Воду за меня здесь некому натаскать.