Кристина Генри - Русалка [litres]

Она шагала по номеру из угла в угол – очередному безликому номеру из длинной череды ему подобных – и чувствовала себя тигром, с которым когда-то сравнил её Барнум. Вольному существу в отеле было тесно. Ничто не могло сравниться с родным домом. Квартирка Леви в Нью-Йорке, несколько дней счастья там казались такими далекими.

Леви отложил газету. Она видела, как он призывает на помощь терпение, от усилий вокруг глаз собрались морщинки. Он тоже чувствовал отчуждённость между ними и точно так же был не в силах её преодолеть.

– Амелия, ты выступаешь в цирке. Откровенно говоря, в народе отношение к артистам не столь почтительное, как к обычным дамам.

– То есть я заслуживаю их оскорбления и насмешки?

– Тех, кто считает тебя чудом, ничуть не меньше. Не так уж всё ужасно, правда? Иначе зачем ты на это согласилась?

– Ненавижу этот город, – накопившиеся невзгоды наконец переполнили чашу её терпения. – Я по горло сыта этими путешествиями, людьми, без конца напоминающими, что я среди них чужая, их отношением, как будто я тупая обезьяна и не в состоянии понять, что они говорят. Я устала притворяться бессловесной тварью. Хочу назад, домой в море, откуда я родом.

Леви замер.

– А как же я? Что мне делать, когда жена вернется в океан?

Амелия замолчала. Заметив в его взгляде обиду, Амелия смолкла, чувствуя себя виноватой. Как жаль, они настолько отдалились, что он решил, будто она способна его бросить без особых раздумий. К сожалению, ей не хватало человеческого умения убеждать, чтобы ему объяснить.

– Я… – начала она.

Она хотела как-то объяснить, но не находила слов. Хотела вернуть то мимолётное счастье.

– Я всегда боялся, что так выйдет, – спокойно сказал Леви. – По глазам… с самого начала по глазам было видно, что ты никогда не станешь моей без остатка. Какую-то частицу души не отдашь никому, кроме моря, и мне до неё не добраться, как бы ни старался, что бы ни говорил или делал. Я надеялся, что со мной ты будешь счастлива, как с Джеком, и захочешь остаться на берегу.

– Ту частицу я не открыла даже Джеку, да он и не настаивал. Понимал, это слишком сокровенное, чтобы с кем-то делиться, – призналась Амелия. – Но он обожал океан, совсем как я, вот мы и жили между сушей и морем. А сейчас… От такой жизни радости мало. Я старалась привыкнуть, ради тебя, ради своей давней мечты, но ничего не получилось. Не могу я больше.

– А ещё говорила, что сделала выбор, – горько заметил Леви.

Таким подавленным она его не видела ни разу.

– А ты говорил, что передумать никогда не поздно, – ответила Амелия, понимая, что его печаль навсегда останется тяжким грузом на сердце.

Потом подошла к нему, взяла за руки и заглянула в глаза.

– Если над нами будет висеть тень Барнума, счастья не видать. Даже издалека он словно маячит за спиной, указывает, что и как делать.

– Не такое уж он чудовище, – возразил Леви, высвобождая руки.

– Разве? – удивилась она. – Ради наживы он готов прибрать к рукам всех и вся.

– Так с этого и нам кое-что перепадёт, – ответил Леви с нотками раздражения в голосе, когда гнев пересилил печаль. – Уже перепало. Ты ведь ради этого согласилась? Ради денег?

Он так едко произнёс эти слова, словно осуждал её даже за мимолетное желание того, о чём, казалось мечтали многие.

– Я не о деньгах мечтала, а о будущем, – возразила Амелия. – Думала, что смогу жить среди людей, стать одной из них. Потому и приплыла в Нью-Йорк. И ты не притворяйся, будто деньги для тебя ничто, иначе давным-давно вернулся бы в Пенсильванию и служил стряпчим.

– Ты согласилась на роль русалки Барнума, – Леви продолжал стоять на своём. – На полгода, и срок соглашения ещё не истек.

– И в результате погибла та женщина, – вспомнила Амелия. – Да и я сама чуть не погибла. Надо было всё бросить ещё тогда, после того как Илия Хант решил принести меня в жертву своему богу, и я сказала Барнуму, что этот контракт для меня ничего не значит.

– Значит, ты не признаёшь никаких обязательств перед людьми? – спросил Леви.

Конечно же, речь была не о соглашении с Барнумом. Он хотел знать, насколько серьёзно она воспринимает их брак.

– Я люблю тебя Леви, – ответила она. – И я рада быть твоей женой. Но оставаться ещё и русалкой Барнума больше не могу. Давай покончим с этими гастролями, с этими представлениями. Мы с тобой ведь не денег искали на самом деле, а волшебства, новой жизни с чистого листа. С Барнумом нам этого не добиться, нужно действовать самим, постараться друг для друга.

– Мне кажется, ты со мной несчастна, – сказал он. – Знаешь, я давно наблюдаю за тобой, за твоим лицом, что когда-то казалось загадочным, непроницаемым, непостижимым, подобно океану. Теперь тебе не скрыть от меня своих чувств, я понимаю, ты во мне разочарована.

– Леви, меня печалит то, что творится вокруг, а вовсе не ты! – воскликнула Амелия. – Дело не в тебе.

– Я напишу Барнуму, – холодно и как-то отчуждённо пообещал Леви, словно не слышал её слов. – Сообщу ему, что после Чарльстона ты бросаешь гастроли, иначе он закатит истерику из-за расходов на аренду зала и устройство аквариума. Если захочет выставлять русалку, пусть присылает мумию, привезённую Мозесом. В конце концов, мы так и планировали с самого начала, никто и не ожидал встретить настоящую русалку.

– А потом? – спросила Амелия.

– А потом ты будешь свободна – от Барнума, от меня, от человеческой жизни. Можешь отправляться на поиски счастья в свой родной океан. Я готов на всё, лишь бы ты была счастлива.

Амелия не верила своим ушам. Неужели он не понял ни единого её слова? Она вовсе не хотела расставаться с ним, только избавиться от Барнума.

– Я буду счастлива с тобой, – воскликнула она, пытаясь взглядом донести то, что не выразить словами. – С тобой мне так хорошо, ты добрый, всё время стараешься меня развеселить, а когда обнимаешь, душа замирает. Я тебя люблю и никогда не обманывала. Я никогда никому не врала, даже в роли «фиджийской русалки», потому что мне не приходилось повторять ложь, придуманную Барнумом. Так почему ты не хочешь меня выслушать? Почему не хочешь понять?

– Я понимаю лучше, чем тебе кажется, – сказал Леви.

– Нет, просто я задела твоё самолюбие, и от обиды ты решил, как будет лучше для тебя, а тебе станет легче, если мы расстанемся.

– Я напишу Барнуму, – повторил он и вышел из комнаты.

Она бросилась вслед за ним, и он обернулся, услышав в коридоре её шаги.

– Вернись в номер, – велел он.

– Нет, – отказалась она.

– Тише, кто-нибудь услышит, – испугался он, хватая её за руку.

Она вырвалась у него из рук.

– Мне всё равно. Надоело уже притворяться бессловесной. Только попробуй сбежать, я всё равно от тебя не отстану, буду кричать, визжать и закатывать истерику, пока не вернёшься в номер и не поймёшь, как ты мне дорог.