Уилл Эллиот - Цирк семьи Пайло [litres]

– Все, – произнес Уинстон, – загадывай желание.

– Чего-чего? – ахнул Джейми.

– Я же сказал – загадывай желание. Я не издеваюсь, давай живей, загадывай желание, глотай вот это, и тебе полегчает. Живо давай.

Джейми вытер с лица пот и просипел:

– Хочу, чтобы… О господи… Чтобы боль исчезла.

– Достаточно. Глотай. Быстро.

Джейми взял в руку миску и чуть не пролил содержимое на одеяло. Он поднес к губам и буквально всосал в себя жидкость. Боль почти моментально унялась, словно погасили свечу. Никаких ее отзвуков, никакого затухания – она исчезла, и все. Он недоверчиво ощупал себя и уставился на Уинстона, который сказал:

– Вот и полегчало.

Старый клоун встал и собрался уходить.

– Погодите минутку, – попросил Джейми, ощупывая живот. – Это и есть наша зарплата? Обезболивающее?

– Не только обезболивающее, – со вздохом ответил Уинстон, снова присаживаясь рядом. – Порошок доставляет тебе все, что хочешь, в разумных пределах, конечно. Некоторые называют его «порошком желаний». Он… стоит недешево, как я полагаю. Дороже всего остального. Дороже всего на свете.

Джейми сжал в ладони маленький бархатный кисет.

– Что вы имеете в виду? Я что-то попрошу, и это появится?

– Это работает не совсем так , – ответил Уинстон. – Все, что ты просишь, должно быть одобрено… Черт, как бы получше выразиться?

Он хлопнул себя по лбу, потом подался вперед и понизил голос до шепота.

– Должно быть одобрено высшей инстанцией в цирке. Выше, чем Курт Пайло, выше любого, кого ты встречал. Больше тебе сказать не могу, не хочу, да и просто не в состоянии, понимаешь? Давай на этом закончим. Существуют правила, а если попросишь того, что против правил, то пускаешь зарплату на ветер. А она нелегко достается.

– А как я узнаю, что просить, а что нет?

– Начинай с малого. С пустяков, как все мы. Не желай зла никому в цирке. Скорее всего, это не сработает, и, кроме того, счеты мы здесь сводим совсем не так. Порошком пользуйся экономно, накапливай его и береги. Никогда не знаешь, не придется ли завтра выпутываться из какой-нибудь передряги. Или проснешься с такой болью, что эта покажется цветочками.

Уинстон встал, всем свои видом демонстрируя, что у него где-то срочные дела. На пороге он задержался.

– Думай об этом, – сказал он, не поворачиваясь к Джейми, – как о крошечных молитвах, на которые легко ответить «да». Не увлекайся и не теряй головы. И не волнуйся, эти боли пройдут дня через три. Эта краска для лица – штука довольно сильная, как ты, наверное, уже заметил.

Уинстон ушел.

– Краска для лица? – повторил Джейми, и тут его словно ударило. – Вот блин… Уинстон! – заорал он. – А что вчера случилось?

Но Уинстон не вернулся.

Так что же произошло? После того как Уинстон его загримировал, день почти целиком состоял из каких-то отрывочных размытых образов. Он ясно вспомнил свое настроение – злобу, торжествующую злобу, готовую выплеснуться по любому, самому малейшему поводу. «Я стал кем-то еще, – подумал он, и его прошиб такой озноб, что он закутался в одеяло. – И я много чего натворил. Я полностью потерял самоконтроль».

Потом он вспомнил Курта Пайло, и как его глаза сверкали из-под низкого лба, словно молнии в грозовой туче. Джейми закрыл глаза и застонал, его вдруг затошнило.

«Вот это… я, блин… вляпался… по самые уши…»

И даже глубже. Теперь исчезли все сомнения касательно того, что говорила ему прорицательница, обо всем том невозможном, во что его просили поверить. Все было реально. После вчерашнего дня он мог не сомневаться, даже если бы попытался. Он стал частью цирка.

Теперь, наверное, самое время, как он рассудил, глотнуть еще порошка. Дрожащими руками, он отсыпал немного в керамическую мисочку, которую Уинстон оставил у носилок. Нашел коробок спичек, расплавил кристаллы в серебристую жидкость.

– Пожалуйста, дайте мне еще немного поспать, – прошептал он.

Он проглотил жидкость, поставил миску на место и едва успел улечься, как его молитву услышали.

День прошел своим чередом, из-за действия порошка или нет, но никто не пытался будить его до самой темноты, когда чья-то рука нетерпеливо потрясла его за плечо. Плохо соображая и пытаясь собрать в кучку путающиеся мысли, он таращился на силуэт в трехрогой шляпе с серебряными бубенчиками, тихонько позвякивавшими рядом с его постелью. Это был клоун, и на одно дивное мгновение он оказался в районе Нью-Фарм, гадая, что же клоун делает в его спальне. Но этот сладкий миг улетучился.

– Эй, Джей-Джей, – возбужденно шептал ему на ухо Рафшод. – Давай-ка просыпайся!

Джейми сел и протер глаза.

– Что? Я проснулся.

– Пошли со мной, будет круто. Намажь лицо краской. Без нее ты выглядишь как сосунок.

Жестко, но справедливо. Джейми вспомнил, как Уинстон предостерегал его не участвовать в авантюрах Рафшода, но в полусонном состоянии у него не хватило духу возражать. Он слышал, как Рафшод что-то ищет в потемках.

– Ага! – сказал он и уселся Джейми на грудь, прижав его к постели. Он быстро размазал пригоршню маслянистой белой краски по щекам Джейми.

– Погоди секунду, – попросил Джейми. – Да слезь ты с меня, черт бы тебя подрал. Я сам намажусь.

Рафшод соскочил с него, как попрыгунчик. Он принес ручное зеркальце и зажигалку, щелкнул ею, и Джейми увидел свое отражение. Лицо было раскрашено наполовину, но этого было достаточно. Эго тотчас охватила эйфория, и весь страх куда-то исчез.

Джей-Джей схватил Рафшода за шкирку и притянул к себе.

– Еще раз заявишься сюда и вот так меня разбудишь, – медленно прошептал он, – я тебя порешу, мать твою. Я тебя замочу, твою мать.

Рафшод осклабился и провел пальцем по лбу Джейми.

– Вот тут забыл, – произнес он.

Джей-Джей бросился на него. Рафшод с легкостью увернулся и врезал ему в живот.

– Вон там забыл!

– Ладно, хватит! – взвизгнул Джей-Джей.

– Тсс… – скривился Рафшод. – Тихо ты! Мы нарушаем правила. Завтра представление. А накануне – никаких приколов. Таково правило. Пошли, ты уже проснулся или нет?

– А мы куда идем-то? – спросил Джей-Джей, беря себя в руки и отмечая про себя, что пока Рафшод ведет со счетом «один – ноль». Рафшод наклонился поближе и осклабился.

– Ты знаешь прорицательницу?

Джей-Джей кивнул.

– Мы ее проучим. Хорошенько ее уделаем. И прямо перед днем представления! – хихикнул Рафшод. – Она дико на нас разозлится.

Джей-Джей задумался и решил, что эта мысль ему по душе. Слишком она нос задирает, эта прорицательница.

Рафшод поднял с пола какую-то штуку, которую поставил туда, пока будил Джейми. Теперь он осторожно прижал ее к груди, знаком велев Джей-Джею следовать за ним. Они прокрались по шатру до гостиной, где Рафшод замер, поднеся палец к губам, и показал на стол, где спал Дупи с лежавшей у него на груди пустой бутылкой. Когда они на цыпочках пробирались мимо него, Дупи пробормотал во сне: