Чез Бренчли - Новые страхи [сборник litres]

Если идти в Хартленде по Фор-стрит и выйти на Спрингфилд, окажетесь перед воротами, за которыми начинается тропинка. Если идти по ней довольно долго, она приведет вас к утесу, круто обрывающемуся вниз. Задолго до выхода к морю вы окажетесь в узкой, заросшей лесом лощине. Место настолько уединенное, что трудно поверить, что до центра деревни отсюда всего пятнадцать минут ходьбы.

Впервые я оказалась там вместе с Бек летом, в день изнуряющей жары и блаженной усталости, которую помнишь с детства. В лощине гудели насекомые, одуревшие от запаха клевера и дикого чеснока. Мы стояли рядом в траве по пояс, зачарованные, и мне удалось увидеть, что привело Бек в такое уединенное место. Представление о целительных силах природы – представление, с которым я жила настолько давно, что даже стала презирать его, – стало просачиваться мне в мозг, как дым марихуаны.

– Так, говоришь, здесь можно снять недорого, – услышала я собственный голос. Коттедж, например. Беленые стены, герань в ящике под окном. Основные продукты из захудалого и тем не менее очаровательного деревенского магазинчика. Приемник, настроенный на волну «Радио 4», не выключается целый день, и нет нужды запирать дверь, уходя на почту.

Разве не стоило хотя бы обдумать такую возможность? Лишь единственный раз, вернувшись в Лондон, я стала укорять себя за то, что позволила собственному желанию «показать Эдди» угрожать ниспровержением моей логике. Решительные порывы прекрасны, но я забыла о безумно долгой дороге, о том, как медленно работает в Хартленде широкополосный Интернет. Теперь, выскальзывая из дома Бек холодным мартовским утром, я самодовольно тешила себя тем, что окончательно отбросила идею заточить себя в Хартленде, поскольку идея эта безумна.

Было начало седьмого, еще не совсем рассвело. Бен спал – одной из главных причин моего ухода из дому было желание дать ему возможность проснуться и убраться из моей комнаты до моего возвращения. Не то чтобы я жалела о случившемся – к тому времени сожаления были уже в прошлом, – но я не собиралась повторять этот эпизод и хотела, чтобы ситуация вернулась к норме как можно скорее. На полутемной улице никого не было, я не преувеличиваю, действительно ни души, и я слегка испугалась собственного одиночества, и в то же время душа пела. Не помню, чтобы когда-нибудь чувствовала такое уединение. Не одиночество, но отсутствие других людей.

У начала тропинки к утесу стояла полная тьма, как в туннеле, я вступила в ее сгустившееся ничто и подумала, что это тот самый момент в фильме ужасов, когда шестое чувство подсказывает герою: не ходи туда, не будь таким кретином, но он все равно идет, потому что, разумеется, хочет узнать, что таится в зарослях, потому что в противном случае не было бы и фильма.

В реальной жизни все более прозаично. Я почувствовала запах влажной земли, мокрых листьев, и, по мере того как светлело, стали проступать сгрудившиеся стволы деревьев и контуры стен лощины, как на передержанной фотографии. Было свежо, но я едва обращала на это внимание. Я была занята мыслями о Бек: ходила ли она по этой тропинке в темноте, видела ли когда-нибудь, как лес появляется в странном свете восхода?

Можно ли в такой момент поверить, что вы умираете?

Я спустилась на дно лощины, теперь за мной извивался беловатый просвет неба. Кусты прямо передо мной, казалось, горели, испуская мягкое сероватое свечение, такое же, как свечение неба, только более интенсивное. Тут я заметила, что это свечение исходит на самом деле от паутины, замысловато сотканного одеяла паутины, сверкающего блестками капель росы.

Вид был удивительный, волшебный, но в то же время очень волнующий. Я содрогнулась, меня охватило желание бежать и это тревожное ощущение, которое испытываешь, когда думаешь, будто ты одна, и вдруг понимаешь, что кто-то неотступно все время следил за тобой.

Я обернулась и посмотрела на тропинку, по которой пришла. Никого не было. Кусты шевелились, кивая ветками на ветру.

«Бек мертва», – подумала я и вдруг полностью осознала, что человек, которого я любила и который был частью меня, ушел навсегда. Что его нет в этом мире. И больше никаких вопросов, ничего.

Я подумала об Арахне работы Доре, о ее согбенной спине, об агонии. Лучше ли жить в теле чудовища, чем исчезнуть навсегда? Врачи намекали, что Бек перед смертью превратится в чудовище: создание, которое гадит и блюет, не сознавая, что делает, которое более не вспомнит своего имени. До этого не дошло. На обратном пути я вспомнила, как Бек отреагировала на свой диагноз.

– Ерунда это, – сказала она. – Они ошибаются. – Я представила себе, как она покачала головой и стала снова кончиками пальцев втирать краску в холст. После этого она отказывалась обсуждать диагноз.

Бен был на кухне, готовил завтрак.

– Чувствую запах ветчины, – сказала я. – Ох и вкуснятина!

Я прогуляла два часа. Бен приподнял бровь и улыбнулся. Все вернулось на обычные рельсы. Если он и испытывал любопытство по поводу того, куда я ходила, то умело его скрывал.

– Кто такая Мита Бомберг? – спросила я, когда он разложил завтрак по тарелкам.

– Сестра жены брата Марко, – сказал он. Да, вот так. – Почему ты спрашиваешь?

– Просто поинтересовалась. Бек однажды упомянула о ней в телефонном разговоре.

– Она историк. – Он помолчал. – Мне кажется, у нее с Бек однажды что-то было.

– «Спроси у Миты», – сказала она. – Что надо было спросить у Миты?

– Понятия не имею.

Спросить у нее, не было ли у нее с Бек того же, что было у Бек с Эйприл Лессор, которая, кстати, явилась на похороны, как будто день и без того не выдался тяжелым. Не помню Миту на похоронах, впрочем, если она тогда и была, я бы ее не узнала. Спросить ее, стала ли она причиной болезни Бек? Спросить ее мнение о том, что моя лучшая подруга превратилась в паука?

– Я гулять ходила, – сказала я. – По лесной тропинке.

– Должно быть, замерзла.

– Не помню, когда последний раз так рано выходила из дому. То есть действительно надолго, а не бежала на поезд или еще куда-нибудь.

Он поднял взгляд от своей тарелки.

– Мы с Бек постоянно удирали в детстве. Мама с ума сходила – ей казалось, что мы слишком устаем, чтобы сосредоточиться на школьных занятиях, – но нас это не останавливало. Смотрели, как молочный туман стелется, но только и всего. Казалось, нам принадлежит весь мир.

Просто удивительно, как правильно выбранное слово упорядочивает, казалось бы, полный хаос. Как только мы решили, что архив Бек будет храниться у меня, задача по наведению порядка в доме значительно упростилась. Я сказала Бену, что если он займется одеждой, мебелью и другими пожитками Бек, то я разберусь с остальным. Все законченные произведения можно отправить прямо в галерею Бек для оценки и каталогизации. Блокноты, альбомы и дневники будут храниться у меня. Я позвонила в компанию в Бидефорде, занимавшуюся грузоперевозками, заказала ящики и договорилась о машине.