Чез Бренчли - Новые страхи [сборник litres]

– Да, и это тоже. Но парень с парнем – это что-то другое. Почему бы не показать нам, как это делается? – Я не знал, сколько их там собралось, но знал, что теперь они стоят совсем рядом.

– Думаю, вы двое столько долбили друг друга, что оглохли. – Послышалось нетерпеливое шарканье.

– Лучше отвечайте. Дурная манера не отвечать, когда с вами разговаривают. – Послышались смешки.

– Эй, ты! Большой мужик в гомосексуальном черном! Повернись, когда я с тобой разговариваю… – Мне на плечо опустилась тяжелая рука, а Лебедь в этот момент мою левую руку выпустил. Вернее, я почувствовал, что его рука не выпустила мою, а рассеялась. Лебедь стал медленно поворачиваться лицом к собравшимся.

Кто-то громко втянул губами воздух, имитируя звук, сопровождающий поцелуй.

Кто-то сказал:

– Вашу мать…

Когда поднялся крик, я сжался так, что голова оказалась почти на коленях, и заткнул пальцами уши.

Лебедя рядом со мной больше не было.

Послышался звон разбитого стекла, крики не прекращались.

Скамья, на которой я сидел, сотрясалась, но я только старался сжаться сильнее.

Что-то перелетело через меня и упало на стол, возле которого я сидел. Что-то разбилось, и музыка, взвизгнув, прекратилась. Сверху на меня посыпались искры, я стал смахивать их с волос, затем сел по-прежнему, желая проснуться или оказаться где-нибудь в другом месте. Где угодно, но только не тут, где угодно, но только не сейчас. Кто-то, находившийся рядом со мной, хрипел, будто его душат, что-то мокрое и теплое плеснуло мне на руки. Я продолжал зажимать ими уши, не желая слышать, не желая быть частью этого ада, разразившегося в баре.

Теперь кричал лишь один человек, но таким тонким голоском, так пронзительно и в таком ужасе, что я не мог понять, это кричит мужчина или женщина. Каждый этот крик сопровождался таким звуком, как будто разрывают что-то мокрое. Дюйм за дюймом. Это был грубый звук, но также почему-то и непристойно сокровенный. Потом этот визг перешел в безумное бормотание «Боже, о боже», которое я не хотел более слушать. Я молился, чтобы это прекратилось, но это продолжалось и продолжалось.

Понятия не имею, сколько это длилось, но когда наконец закончилось, я понял, что раскачиваюсь взад-вперед, как маленький ребенок, пытающийся успокоиться. Я перестал раскачиваться и осторожно вынул пальцы из ушей.

Позади меня хрустнуло разбитое стекло.

Я вздрогнул, но, прежде чем успел зажать уши, Лебедь сказал:

– Открой глаза и посмотри на стол. – Все лампы дневного света на потолке были разбиты, кроме одной, но она давала достаточно света, чтобы я мог увидеть перед собой поблескивавшую алую лужу, в которой выделялись осколки. Я не смел посмотреть по сторонам, но понимал, что бар полностью разгромлен.

– Опусти руки в кровь, Элтон. – Я сделал, как мне было велено, и по столу, покрытому формайкой, пошла рябь. Я слышал, как жидкость капала с его краев на пол.

– Оставь отпечатки рук.

– Где?

– Где-нибудь. Везде.

Я почувствовал себя азартным ребенком – участником соревнований по рисованию пальцами. Окунал руки и затем похлопывал сухие участки стола, скамьи, на которой сидел, а также самого себя.

– Довольно, – сказал Лебедь.

Я ожидал дальнейших указаний, стараясь не видеть отражения Лебедя в алой луже на столе.

– Знаешь ли, зачем я попросил тебя сделать это? – Я чувствовал вибрацию столешницы, жидкость на ней рябила, и она растекалась.

– Оставить отпечатки пальцев? – услышал я собственный вопрос.

Я чувствовал , что Лебедь улыбается.

– И твою ДНК. Теперь займемся персонализацией.

– Персонализацией?

– Где ты живешь?

– Квартира 12а, Арбон-Билдингз на…

– Ах, да, Западный Джезмонд.

– Откуда вы знаете?

– Со мной, Элтон, малое идет далеко. К тому времени, когда мы окажемся у тебя, я буду знать гораздо больше. – Я увидел неясное темное отражение руки Лебедя на покрытом кровью столе. Рука протянулась ко мне. Я вздрогнул от одного ее вида и не хотел видеть подробностей. Но я знал: он хочет, чтобы я снова взял его за руку. Так я и сделал. Снова я понял, что мою руку взяли, но это не сопровождалось физическим ощущением.

Я опустил голову и позволил вывести себя из разгромленного бара, по дороге разглядывая то, что было под ногами. Попытался понять, что это за предмет с рваными краями, через который мне пришлось переступить. Только когда мы вышли на холодный ночной воздух, я понял, что это была оторванная от туловища человеческая голова с лицом, облепленным волосами.

– Не желаешь ли, чтобы я спел для тебя? – спросил Лебедь.

– Нет, спасибо.

– Очень хорошо. – Снова мир накренился, и я закрыл глаза, оказавшись в его ужасных объятиях. Мне казалось, что я не дышу, что не дышал до того, как Лебедь обнял меня, как будто в самом дыхании не было необходимости, когда это случилось. Тут мне пришла в голову еще одна мысль. Не испытал ли я нечто похожее, нырнув в Тайн, когда потрясение от собственного поступка заставляло меня судорожно набирать в легкие воду вместо воздуха? В некотором смысле это было похоже, а в некотором нет. Простите, я сознаю, что это непонятно, но объятия Лебедя содержали ужасную сущность того, что я пытаюсь передать. Снова началось ужасное хлопанье паруса, мы снова полетели.

Я желал потерять сознание. Такое со мной уже было однажды, много лет назад, когда я корчился от боли на больничной каталке, ожидая, пока освободится место в палате. У меня была бактериальная пневмония, и каждый сустав моего тела кричал от боли. Тогда мне как-то удалось провалиться в небытие и не избавиться от нее. То же я сделал и сейчас.

Не знаю, было ли сном то, что за этим последовало, но мне это казалось похожим на сон. На этот раз не было тошнотворного удушья, ощущения движения в ночном небе и сопровождавшего его ужасного хлопанья паруса. Но я оказался на темной лестнице в подъезде моего многоквартирного жилого дома в Западном Джезмонде. Дверь в подъезд была закрыта, и не помню, чтобы я открывал ее своим ключом. Но я находился посередине первого лестничного пролета, и что-то во мне хотело верить, что теперь-то уж я смогу полностью проснуться. Вероятно, я начал понимать, что пережил какой-то душевный кризис и что, если только сумею добраться до своей квартиры, все снова придет в порядок.

Я стал поворачиваться, чтобы взглянуть вверх по лестнице, но оказалось, что весь лестничный колодец находится под водой, заполнен голубым светом, как в морской глубине. Да и поворачивался я медленно, как аквалангист. В этот момент я знал, что на пробуждение нет надежды и что Лебедь находится там – на лестнице.

Ждет меня.

Я надеялся, что миссис Абермонт, живущая на первом этаже, «случайно» не откроет дверь из своей квартиры, как бывало обычно, когда она слышала чьи-то шаги, чтобы завести короткий разговор на обычные темы с тем, кто проходит по лестнице.