Джек Финней - Похитители тел [litres]

Вернувшись в машину, я оглянулся. Оранжевое пламя стрельнуло на пять-шесть футов вверх, от костра валил густой жирный дым. Джек, опять выбравшись на шоссе, переключился на вторую, а там и на третью. Костер откатывался назад, превращаясь в россыпь голубовато-красных язычков, окутанных снова порозовевшим дымом, и скоро совсем пропал.

Теперь я даже не пытался говорить или думать. У меня, как и у всех остальных, не осталось ни мыслей в голове, ни эмоций. Я просто сидел и смотрел вперед, держа за руку безмолвную Бекки.

Где-то через час мы остановились у мотеля «Ранчо чего-то там». Неприветливо-холодная неоновая вывеска оповещала, что свободные места у них есть.

– Не оставляй меня на ночь одну, Майлс. Мне страшно, – прошептала Бекки, прижимаясь ко мне. Хозяйку, перманентно раздраженную женщину средних лет в халате и шлепанцах, давно уже не интересовало, кто именно будит ее среди ночи. Мы заплатили за два двухместных номера, получили ключи, заполнили регистрационные карточки. Я назвался вымышленной фамилией, Джек, я заметил, тоже. Идиотство, конечно, но нам представлялось крайне важным сохранить анонимность и забиться в нору, где нас никто не найдет.

Я одолжил у Джека одну из пижам, которые он откопал на заднем сиденье. Женщины нашли свои ночные рубашки. Обнаружив у нас в номере двуспальную кровать вместо двух отдельных, о которых просил, я подался было назад, но Бекки меня удержала.

– Не уходи, Майлс. Пусть будет как есть, это неважно. Я с детства так не боялась.

Не прошло и пяти минут, как мы заснули. Я обнял Бекки за талию, она уцепилась за меня, как малый ребенок. Я не спал с трех часов предыдущей ночи. Всему свое место и свое время; место было самое подходящее, а вот время подвело.

Если мне и снилось что-то, я ничего не запомнил. Просто умер для мира, и ничего лучшего со мной не могло случиться. Я проспал бы так до полудня, но где-то в половине девятого ощутил, что рядом со мной кто-то есть. Я не мог не обнять Бекки, как не мог не дышать. Сначала мне и этого хватало, потом захотелось чего-то большего, и ничего лучшего со мной не случалось за очень долгое время.

Я принял душ, оделся и вышел. Джек уже расхаживал по парковке.

– Ну и куда теперь? – спросил я.

– Домой, – кратко ответил он.

Я уставился на него.

– А ты как думал? Куда еще?

Я разозлился и хотел возразить, но тут же раздумал.

– Вот видишь, – улыбнулся Джек, – ты это понимаешь не хуже меня. Какой у нас выбор? Поменять имя, отпустить бороду и начать жизнь заново в другом месте?

Его слова всё расставили по местам. Я без всякого принуждения осознал, что другого пути, кроме возвращения, у нас нет. Было утро, светило солнце, я хорошо выспался и больше не испытывал ужаса. Страх, вполне активный, оставался при мне, но я снова мог думать, не впадая при этом в панику. Бегство пошло нам по пользу – во всяком случае мне, – но теперь пришло время сознаться, что бежать некуда. Пора возвращаться в родные пенаты и всеми силами бороться с тем, что там происходит. Джек просто понял это немного раньше меня.

Шедшая к нам Теодора стала хмуриться еще издали.

– Да, – смущенно сказал ей Джек. – Нам с Майлсом кажется, милая…

– Хорошо, – устало проронила она. – Раз ты решил ехать обратно, пусть так и будет. Не важно, почему ты так думаешь. Куда ты, туда и я. Доброе утро, Майлс.

Озабоченная Бекки вышла последней, неся под мышкой мою пижаму и свою ночную рубашку.

– Майлс, мне нужно домой. Это всё происходит на самом деле, и папа…

– Мы все едем домой. – Я взял ее под руку и повел к машине. – Только сначала, ради бога, давайте позавтракаем.

В самом начале двенадцатого Джек свернул к Милл-Вэлли, включил вторую скорость и выругался. Дорогу давно не ремонтировали, и каждая яма в покрытии могла поломать ось при быстрой езде. Так обстоит дело со всеми немногочисленными дорогами, ведущими к нашему городу. Мы честили на все корки городской совет, округ и всех, кого считали ответственными.

Не знаю, многие ли в наше время остаются жить в своих родных городах. Но я остался, и мне было невыразимо грустно видеть, как умирает Милл-Вэлли. Это хуже, чем смерть друга, – ведь у тебя наверняка есть еще друзья. За час пятьдесят пять минут, прошедшие после нашего возвращения, с нами случилось многое, и с каждой минутой мой шок усиливался. Мне казалось, что то, чем я дорожил, утрачено безвозвратно. Я вспомнил, что мне рассказывал дядя, воевавший в Италии. В город, будто бы свободный от немцев, с дружественным будто бы населением, они вступали с винтовками наперевес, оглядываясь по сторонам на каждом шагу. Им виделась опасность в каждом окне, каждой двери, каждом переулке и каждом встречном. Сейчас, на той самой улице, где разносил когда-то газеты, я испытывал то же самое.

– Я бы съездил ненадолго домой, Майлс, – сказал Джек. – Надо взять побольше вещей для нас с Тедди.

Я не хотел ехать с ним. Мрачные чувства и мысли одолевали меня: я должен был посмотреть на город вблизи – а вдруг он остался таким, как прежде. В эту субботу дежурил другой врач, и я сказал:

– Мы с Бекки выйдем и прогуляемся, если она не против. Встретимся потом у меня.

Джек высадил нас на Сикамор-авеню, минутах в десяти пешком от моего дома. Это тихая жилая улица, в Милл-Вэлли таких большинство. По пути к Трокмортон-стрит мы с Бекки никого не встретили и слышали только свои шаги – мирная, казалось бы, обстановка.

Я ездил по этим улицам каждый день и был в этом квартале всего с неделю назад. Обычно мы не всматриваемся пристально в привычное окружение, если у нас нет на то особой причины. Теперь причина была, и я всматривался в каждый дом, как будто видел его впервые.

Словами это чувство передать трудно, но если б я был художником, то снабдил бы все окна на Сикамор-авеню наполовину опущенными шторами, чтобы они походили на глаза с тяжелыми веками, пристально за нами следящие. Написал бы перила веранд и лестниц в виде рук, охватывающих дома, чтобы защитить их от нашего любопытства. Изобразил бы сами дома затаившимися, враждебными, полными холодной злобы к двум людям, идущим между ними по улице. Деревья, лужайки и небо солнечного в реальности дня я сделал бы темными, придав всей картине атмосферу страха и напряженности, а краски заставил бы диссонировать.

Не знаю, насколько хорошо это выразило бы происшедшую с городом перемену, но я ее чувствовал и знал, что Бекки чувствует тоже.

– Майлс, – тихо спросила она, – мне только кажется или эта улица правда выглядит мертвой?

– Тебе не кажется. За семь кварталов мы не видели, чтобы кто-то что-то покрасил, вставил новые стекла, посадил что-то или подстриг. Здесь никто ничего не делает, и этому уже много дней, а то и недель.