Джек Финней - Похитители тел [litres]

На Блитдейл, а потом и на Трокмортон наблюдалось такое же запустение. Возможно, ремонт и покраска здесь производились совсем недавно, но нельзя пройти по длинной обитаемой улице, ни разу не увидев, скажем, нового гаража, свежего цемента на дорожке, вскопанной клумбы – ни малейшего признака перемен и улучшений, свойственных человеческой расе.

На Трокмортон-стрит уже встречались прохожие и на парковках стояли машины, но она все равно казалась какой-то вялой. Редкие хлопки автомобильных дверей, редкие голоса – так бывает разве что ночью, когда город спит.

Я видел, в общем, всё то же, что видел и раньше, когда ездил на домашние вызовы, но тогда я не обращал внимания на детали, а теперь обращал. Мне вспомнился закрытый магазин около моего офиса – вспомнился потому, что мы прошли еще три таких. Окна забелены, внутри не убрано, и видно, что они уже не первый день так стоят. На вывеске таверны «Миллтаун» недостает букв, окна засижены мухами, картонные рекламные плакатики выгорели на солнце. Внутри всего один посетитель, сидящий неподвижно у бара.

Кафе «Инн-Плейс» закрыто, видимо, насовсем, поскольку табуреты у стойки отвинчены и лежат на полу. В витрине обувного магазина еще сохранилась афишка от Четвертого июля; вокруг нее детские туфельки, успевшие запылиться. На кино «Секвойя» объявление: «Мы работаем только в субботу и воскресенье вечером».

Я снова заметил, как много вокруг всяческого мусора: урны переполнены, всюду валяются рваные газеты, у дверей, фонарных столбов и почтовых ящиков сугробики пыли. В сквере разрослись сорняки.

– И тележки с попкорном нет, – промолвила Бекки. Да, верно: стеклянная позолоченная тележка с красными колесами годами стояла у автобусной остановки в дневное время. Теперь пропала и она, и Эдди, ее хозяин.

Мы приближались к ресторанчику Дэйва: я еще удивился, почему у него так мало народу, когда ел здесь в последний раз. Вот и теперь только два человека – и это в обеденное время, когда здесь всегда под завязку. В окне вывешено меню, где всего три блюда вместо обычных шести-семи.

– Когда всё это началось, Майлс?

– Как видно, давно уже. Мы только сейчас уяснили, что город при смерти.

Мимо проехал грузовичок водопроводчика Эда Бэрли. Он помахал нам, мы ему, и на улице опять стало тихо, не считая наших шагов.

На углу, у аптеки Лавлока, Бетти предложила:

– Давай кофе, что ли, попьем. Или колы.

Я понимал, что ей не кофе хочется, а уйти ненадолго с улицы. Мне хотелось того же, и мы вошли.

У стойки, что меня удивило, сидел человек. Чему же тут удивляться, спросите вы – но после прогулки по Трокмортон-стрит я ожидал, что и здесь будет пусто. Я узнал его: это был торговый представитель какой-то сан-францисской оптовой фирмы, и я как-то вправлял ему вывихнутую лодыжку. Мы сели рядом с ним, и я спросил:

– Ну, как бизнес? – Старый мистер Лавлок за прилавком вопросительно смотрел на меня. – Две колы, – сказал я, подняв два пальца.

– Паршиво, – ответил мой знакомый. Здороваясь, он улыбнулся нам, как положено, но мне показалось, что он несколько враждебно настроен. – По крайней мере, у вас в Милл-Вэлли. – Наши стаканы с шипением наполнялись, и он, понизив голос, спросил: – Какого черта тут происходит?

Мистер Лавлок принес наш заказ. Я подождал, пока он уйдет обратно в подсобку, и спросил в свою очередь:

– Что вы имеете в виду?

Кола была слишком теплая и плохо размешанная. Я поискал глазами ложку или соломинку, не нашел и поставил стакан.

– Никто ничего не заказывает. Разве что самое необходимое, да и то минимум. – Тут он вспомнил, что не следует ругать родной город своего собеседника, и заулыбался опять. – Покупательскую забастовку объявили тут, что ли? Нет заказов, хоть ты убейся.

– Экономить, наверно, приходится, – предположил я.

– Может, и так. – Он поболтал кофе в чашке. – Нет больше смысла ездить сюда по вашим скверным дорогам. Такую мелочевку я и по телефону могу принимать. Не я один, все коммивояжеры так говорят. Многие уже перестали приезжать – расходы на бензин не оправдываются. Даже колу почти нигде не купишь или вот кофе. Два дня его в этом заведении вообще не было, а сегодня появился, но мерзкий. – Он допил чашку одним глотком и слез с табурета, окончательно перестав улыбаться. – С чего это вы вздумали помирать на ходу? – Он положил на прилавок монету и добавил мне на ухо: – Все ведут себя так, словно им и не нужны никакие поставки. Пока, док. – Он вежливо кивнул Бекки и пошел к выходу.

– Майлс, – сказала Бекки, – как ты думаешь, может ли город – любой город – полностью отгородиться от внешнего мира? Отвадить всех, кто в него приезжает, сделать так, чтобы о нем забыли?

– Нет, – сказал я. – Не может.

– А дороги, Майлс? Они ведь и правда почти непроезжие. И этот торговый агент, и то, как выглядит город…

– Для таких действий нужны все жители до единого. Абсолютное единогласие, включая и нас.

– Нас и пытались включить.

А ведь она права, понял я, кладя на прилавок доллар.

– Надо выбираться отсюда. Мы уже видели всё, что требуется.

Мы прошли мимо моего офиса. В окне второго этажа значилась золотыми буквами моя фамилия – я не был здесь со вчерашнего вечера.

– Надо бы зайти повидать отца, – сказала Бекки, – но я не могу видеть, каким он стал.

Я просто кивнул на это и у публичной библиотеки предложил:

– Давай зайдем на минутку.

Мисс Уэйганд сидела у себя за столом, и я при виде ее улыбнулся с искренним удовольствием. Она работает здесь еще с моих школьных лет, когда я ходил сюда за книжками про Тома Свифта и вестернами Зейна Грея. Маленькая, седая и шустрая, она не вписывается в привычный образ библиотекаря. Разрешала разговаривать в читальном зале, лишь бы не слишком громко, и кресла у журнальных столов удобные, мягкие. Приятно посидеть там часок, поговорить с друзьями. Дети никогда не выводили ее из терпения – наоборот, интересовали, – и я в детстве никогда не чувствовал себя здесь посторонним. Я люблю мисс Уэйганд, и меня порадовало, что она тоже нам рада.

– Здравствуй, Майлс. Как приятно, что ты снова начал читать. – (Я ухмыльнулся.) – А ты, Бекки, как поживаешь? Передавай привет папе.

Мы тоже поздоровались, и я спросил:

– Можно посмотреть подшивку «Милл-Вэлли Рекорд» за июль этого года, мисс Уэйганд?

– Конечно.

Я предложил сходить за ней вниз, но она сказала:

– Нет, сидите, я сама принесу.

Мы сели в кресла у низкого столика. Бекки взяла журнал, я оглядел помещение. За другим столом сидел всего один пожилой читатель, что было опять-таки необычно. Мисс Уэйганд принесла из хранилища большой, в коленкоровом переплете том за июль-сентябрь 1976 года. Заметка из коллекции Джека была датирована 9 июля, но мы начали с предыдущего номера. На первой полосе не было ничего о гигантских плодах и профессоре Бадлонге. Я перевернул страницу: в левом верхнем углу третьей полосы кто-то аккуратно вырезал бритвой отверстие шириной в две колонки и длиной в пять-шесть дюймов. Больше в номере за 8 июля ничего не нашлось.