Джек Финней - Похитители тел [litres]

Иногда я приподнимался на локте и выглядывал поверх подоконника, иногда лежал навзничь и смотрел в потолок. Мышление, как я давно убедился, процесс бессознательный: лучше не напрягаться, особенно если не знаешь, на какой, собственно, вопрос ты ищешь ответ. Я просто отдыхал, наблюдал за улицей и ждал, когда в голове что-то включится.

Можно без конца смотреть на огонь, на морской прибой, на работу какого-нибудь механизма: монотонное движение завораживает. То же относится и к жизни торговой улицы: на ней происходит одно и то же, но ничего не повторяется в точности. Одни женщины заходят в магазины, другие выходят с бумажными свертками, крепко держа сумочки и детей. Одни машины выезжают с парковки, другие паркуются между белыми линиями. Почтальон обходит дома, старик ковыляет, трое мальчишек несутся вскачь.

Белые с красным афишки в окнах супермаркета рекламируют чипсы «Ниблетс», круглые стейки, бананы, хозяйственное мыло. В одной витрине у Варни выставлены кастрюльки, сковородки, миксеры, утюги, в другой разные инструменты. Мелочная лавочка демонстрирует самолетики и бумажные куклы; глядя на ее фасад, красный с золотом, я почти чувствую, как там пахнет. У кино «Секвойя» поперек улицы висит порядком выгоревший плакат «Юбилей низких цен в Милл-Вэлли». Юбилей – это ежегодная распродажа, только в этом году новый плакат не потрудились повесить.

Напротив, чуть правее меня, подошел к остановке автобус из Марин-Сити. Вышли из него всего трое: пара и одинокий мужчина, несущий сверток за веревочную петлю. Желающих ехать в Марин-Сити не было вовсе, и автобус через минуту порожняком выехал на Миллер-авеню. Зная его расписание, я почему-то подумал, что в ближайшие пятьдесят минут другого не будет и что улица внизу стала не та, что прежде.

Что же изменилось? Так сразу не скажешь. Туман сгустился и поднялся уже выше крыш, но это нормально, так бывает всегда… а вот люди ведут себя не совсем так, как нормальные субботние покупатели. Многие из них сидели в машинах с открытыми дверцами, выставив ноги на мостовую, переговаривались с соседями, читали газеты, крутили радио. Я узнавал оптика Лена Перлмана, Джима Кларка с женой Шерли и детьми, еще многих.

Приезжий подумал бы, что это самая обычная, хотя и неприбранная, субботняя улица, но я чувствовал, что это не так. Все внизу будто ждали какого-назначенного события. Парада, может быть? Нет. Больше похоже на обычное построение в военной части: одни солдаты разговаривают и пересмеиваются, другие просто стоят или сидят в стороне. Ожидание чего-то рутинного, не вызывающего особых эмоций.

Через пару минут подрядчик Билл Биттнер достал из кармана значок и приколол себе к лацкану. Значок был размером с серебряный доллар, и я догадывался, что там написано «Юбилей низких цен в Милл-Вэлли». Все местные торговцы носят их в сезон распродажи и всем желающим раздают. Только у них значки красные с белой надписью, а у Биттнера синий с желтой.

Все, кто был в поле моего зрения, тоже доставали такие значки и пришпиливали их к лацканам. Многие делали это не сразу, продолжая разговаривать, прогуливаться и так далее. Тот же гипотетический приезжий заметил бы только, что два-три человека прикололи себе значки, если бы вообще обратил на это внимание. Через пять-шесть минут, однако, синими с желтым бляхами украсились почти все – даже Янсек, постовой с платной стоянки, – а некоторые сняли сначала прежние жетоны, красные с белым.

Я стал замечать, что пешеходы с обоих концов Трокмортон движутся к маленькой площади у меня под окнами. Автомобилисты делали то же самое: вылезали из машин, хлопали дверцами и неспешно шагали туда же.

Приезжий и в этом, вероятно, не усмотрел бы ничего необычного. Распродажа, что тут такого. И ничего удивительного, что все покупатели сгрудились на одном пятачке.

Бекки присоединилась ко мне. Мы сели на подушку вдвоем, обнялись и стали вместе смотреть на улицу через щель в жалюзи.

Торговый представитель подошел к машине с названием своей компании, достал пачку листовок и вернулся к мелочной лавочке, откуда только что вышел. Янсек заступил ему дорогу и стал говорить что-то. Мне пришло в голову, что только у коммивояжера, единственного на улице, нет синего с желтым значка. Он выглядел растерянным, а Янсек непреклонно качал головой в ответ на его слова. Потом они оба сели в машину с фирменным логотипом и поехали по боковой улице к полицейскому участку. Я не мог понять, за что Янсек арестовал его.

Теперь по улице двигалась только одна машина, синий «вольво»-седан с орегонскими номерами. Водитель хотел припарковаться на одном из свободных мест, но к нему тут же устремился полицейский сержант Бошан, тряся пузом и дуя в свисток. Водитель с женщиной на переднем сиденье остановился, Бошан, поговорив с ним через окно, сел назад. «Вольво» сдал назад, развернулся и тоже покатил к участку.

Я насчитал еще трех копов на улице – старого Хейза и двух молодых, которых не знал. Хейз был в форме, молодые в полицейских фуражках, кожаных куртках и штатских брюках: их, похоже, привлекли временно, для особого случая. Элис, официантка Дэйва, стоявшая у ресторана с сине-желтым значком на белой форменной блузке, поймала взгляд молодого копа, кивнула ему и вошла внутрь, он за ней.

Через минуту он снова вышел вместе с супружеской, видимо, парой и девочкой лет восьми-девяти. Глава семьи протестовал, коп вежливо и терпеливо отвечал что-то. Вскоре все четверо повернули за угол и ушли туда же, к участку. Значков у девочки и ее родителей не было.

Та же участь постигла водителя доставочного фургона. Он и его конвоир скрылись из виду – теперь на улице остались только обладатели синих значков.

Всё движение, как автомобильное, так и пешее, прекратилось. Никто больше не читал газету и не сидел в машине. Люди, по трое-четверо в ряд, стояли на тротуарах, только Хейз торчал посреди перекрестка. У всех магазинов выстроились хозяева, служащие и посетители, которые там оказались в этот момент. Владельцы, которых Хейз поочередно обводил взглядом, делали отрицательный знак головой. К Хейзу подошли два других полицейских – как видно, с докладом. Он выслушал их, кивнул, и все трое примкнули к стоявшим на тротуаре.

Поверх крыш я видел другие улицы в полумиле от нас. Там тоже не наблюдалось никакого движения, и в одном месте я разглядел серое заграждение дорожного департамента. Мне стало ясно, что мнимые ремонтные бригады перекрыли все улицы. Въехать в Милл-Вэлли и выехать из него невозможно, немногих приезжих забрали в участок под теми или иными предлогами. Милл-Вэлли отрезан от всего мира, и в его центре присутствуют только местные жители.

На протяжении трех-четырех минут я созерцал самое странное зрелище в моей жизни. Все, даже дети, стояли молча и почти неподвижно. Несколько мужчин курили, остальные просто стояли и ждали чего-то.