Адам Нэвилл - Никто не уйдет живым [litres]

– Тяжело объяснить. Это… Еда на кораблях была прекрасной, но она меня не восхищала. Новые страны, которые я видела. То же самое. Я знаю, что все хорошо, но не могу… разжаться. Мой разум точно стиснутый кулак. Я не могу открыться. – Она помахала рукой в воздухе и порычала, чтобы проглотить комок, перекрывший ей горло. – Одежда, машина, всякая красивая фигня в этом доме – все, о чем я когда-то мечтала, теперь у меня есть. Но я не могу это ценить. Не умею. Я пытаюсь. На этой неделе все было нормально. Но я застряла. Опять. Все кажется неважным, эти…

Эмбер обвела комнату взглядом.

– Эти вещи не трогают меня внутри. Не ту часть меня, что сейчас с тобой разговаривает. Она осталась прежней. А ту, что была под ней.

Джош выглядел опечаленным и не смотрел ей в глаза. В тишине он понял то, о чем она говорила, Эмбер видела это. Он знал, что она потеряла. Потому что ему тоже случалось терять, утрачивать то, что было важным, в темноте.

– Но в этом месте. Здесь. В первую неделю. Я чувствовала себя… по крайней мере, довольной. И даже в безопасности. Думала, это потому, что я поняла: я наконец-то нашла себе дом. Что оказалась там, где была в детстве счастливее всего. Меня словно позвали сюда ради чего-то. Что-то важное из детства заставило меня сюда приехать. Но теперь, после этого дня, я не знаю… Может, мне только казалось, что мне здесь рады. Может, что-то другое было довольно моим приездом сюда, а сама я рада не была. На самом деле нет. Я чувствовала облегчение. Но, может быть, это было не мое облегчение.

– Так вернись в море. Поплавай еще три месяца, или шесть, или годик.

– Не могу. Не могу больше убегать. Хочу снова стать той, кем была. Что-то должно быть похоронено или сожжено, чтобы я смогла стать такой же, как прежде. Мне нужно то, что называется завершенностью. Вот что я чувствую. Если бы я не вернулась сейчас, значит, сделала бы это позже. Так зачем возвращаться позже, если можно сейчас?

«Время для нее не имеет значения».

Эмбер забыла о кофе и налила себе щедрую порцию рома. Какое-то время они сидели в тишине и потягивали напитки.

Наконец Джош поднялся и зевнул.

Эмбер слезла с дивана. Она вытянула руку, нервно, и коснулась его руки. Контакт чуть не заставил ее разрыдаться.

– Спасибо, дружище.

Джош издал ворчащий звук и быстро, крепко обнял ее.

– С тобой все будет в порядке, малыш, – прошептал он ей в висок, затем разорвал медвежье объятие и направился к лестнице.

– Крикни, если что понадобится. Еще одна подушка – ну, знаешь, что-то в этом роде.

– Я ночевал в хороших отелях, Эмбер. Но у тебя мне уже нравится больше. И так обойдусь. А ты кричи, если что услышишь, ладно? Если я смогу отыскать единственную незакрепленную половицу и этим тебя успокоить, то не буду досадовать, что ты меня разбудила. Договорились?

Эмбер кивнула, а затем поднялась по лестнице вслед за Джошем. Несмотря на все его заверения и объяснения, и мудрость, и логику, она не хотела оставаться внизу в одиночестве.

Поднявшись наверх, Джош оглянулся:

– А если услышишь бензопилу – это не сама-знаешь-кто ломится в дверь. Это я храплю в восточном крыле.

Когда под дверью Джоша погас свет, Эмбер как можно тише прикрыла дверь своего кабинета. Какое-то время она сидела за столом, уткнувшись лицом в руки. Дома № 82 больше не было. Здание стерли с лица земли, которую оно когда-то оскверняло. Останки жертв были упокоены в земле. Так как могло все это вернуться? Да еще сюда, хотя почти никто не знал, где она?

Их не было на борту кораблей или в отелях, или в безопасном жилье, которое нашли для нее на два года полицейские и юристы после того, как ее вынесли из захваченного Фергалом и Драчом владения. Но она совершенно точно видела тень за дверью гостиной сегодня днем, и то, что отбрасывало тень, прошло через ее дом: она слышала шаги чужака. Фергал стоял на дороге за ее воротами, и он хотел, чтобы Эмбер его увидела.

Пыль на лестнице была не обычной домашней пылью, а такой, какую она видела раньше копившейся под кроватями и в углах комнат в другом месте. В месте, которое теперь, похоже, намеревалось возродиться в глубине ее дремлющего рассудка; то, что было погребено в его стенах и под половицами, восставало из мертвых в ее кошмарных снах. И подобные явления могли выйти за пределы снов.

«Как?»

Она думала о том, что запомнила из двух последних кошмаров. Днем, задремав, она увидела, как в саду идут раскопки в поисках человеческих тел. И – хотя ее жилище заметно преобразилось в кошмаре прошлой ночью – мертвецы пришли к ней домой. Каждое видение было населено ужасающими жертвами с Эджхилл-роуд. Инстинкты оглушительно кричали Эмбер, что сны были ей показаны, по сути – транслированы.

«Но как?»

Она разузнала, что призраки в Британии обычно считались имеющими привязку к местам и событиям прошлого, а не к конкретным людям во множестве локаций. Сельский дом никак не был связан с домом в северном Бирмингеме.

«Так как же они тебя здесь нашли?»

Может, с помощью крепкой, эфемерной и инстинктивной связи, которую она всегда чувствовала в глубине и на периферии своего сознания. Фергал – если он и вправду был в Девоне, в каком-то виде, – мог ли привести к ней эту безутешную толпу? Если такие ужасы до сих пор оставались с ним и окружали ее, тогда его нужно было найти и уничтожить.

Она будет спать с пистолетом под подушкой.

Эмбер достала папки с пометкой «Беннеты» из второго стального шкафа, теперь больше, чем когда-либо, полная решимости продолжить ознакомление с материалами расследования и следующей частью истории; частью, ответственной за большинство трупов, найденных в бирмингемском доме и саду.

Укладывая папки на стол, она опять задалась вопросом, не запустила ли вновь какой-то процесс, погрузившись в эти документы так сильно. Пристально вчитываясь, она может сделать все еще хуже. Если дело было в этом, значит, она носила связь с прошлым в себе, как болезнь в крови или отклонение в генах. Если же она была проводником для Мэгги и скопища жертв из Бирмингема, значит, новая встреча может случиться когда угодно, где угодно.

Эмбер открыла папки с данными о Беннетах и начала раскладывать на столе документы и вырезки. Что бы ни объединило бывшего жильца, или жильцов, убивших четырех женщин в районе 1919 года, с семьей Беннетов, а затем связало Беннетов с Фергалом Донегалом, оно было в самой основе обитавшего в доме. И ответ на вопрос, что же оказывало такое тлетворное и зловещее влияние на различных жильцов с самого начала существования дома, потребует значительного полета фантазии; полета, который никто не осмеливался совершить за нее. Поэтому Эмбер снова взялась за дело.

Беннетами были практически эксклюзивно одержим Питер Сент-Джон, но для нее они были самой нестерпимой частью истории.