Фрэнк Стоктон - Призраки [Рассказы]

— Чушь! — заявил он. — Вы могли бы дать мне целое состояние, если бы захотели, вы знаете. Но это ни к чему. Нет, я в такие игры не играю! Чего доброго, по вашей воле явится откуда ни возьмись мой старший брат-счастливчик из Новой Зеландии да и унаследует вместо меня родовое поместье, или вы можете выкинуть меня из золоченой кареты прямо перед воротами церкви и выдать мою невесту замуж за другого — так и будет. Я вас знаю. Мне нужен всего лишь скромный достаток, чтобы никому не было до него дела.

— Вы говорите даже более таинственно, чем выглядите, друг мой, — ответил я.

— Фи! — сказал он (никогда не думал, что кто-нибудь, кроме книжных героев, говорит «Фи» — никогда). — Неужто вы не узнаете меня?

Я пристально поглядел на него, и мне показалось, что я его знаю: эта шляпа, этот бушлат, этот вязаный шарф, обмотанный вокруг широкой шеи, эти яростные глаза — все было знакомо мне…

— Нет ли у вас, случайно, каких-либо особых примет? — спросил я, а мой лоб покрылся испариной.

Он рассмеялся — этот горький смех я описывал так часто!

— У меня необычная родинка на затылке, мочку левого уха мне отстрелили, на правом боку все еще сохранился след от зубов Помпи, когда он защищал свою госпожу Элис на безлюдном болоте. Я потерял мизинец на правой руке, у меня три жировые шишки, похожие на груши, — это не считая обыкновенных родимых пятен.

Теперь сомнений не осталось. Это был мой Злодей! Я знал его кровожадную натуру и дрожал в ожидании ужасной схватки: опыт говорил мне, что она не замедлит последовать.

— Но почему вы пришли сюда? — повторил я.

— Я устал, — сказал злодей упрямо. — Надоело, что меня всюду травят. Непорядочное это дело. Сначала меня звали Джабез Джамрак, потом Черный Билл-контрабандист, потом Карльюис Карлейтон, потом Браконьер, потом Взломщик, потом Хапуга-управляющий, а теперь я Бежавший Каторжник!

Это была правда. Несчастный побывал — на страницах моих всемирно известных романов — во всех этих обличиях.

— Но дело не в том, что я брожу на улице ночами в любую погоду — как правило, в грозу. Не в том, что я часто пьян, всегда в долгах, а уж о потерянной репутации я и вовсе молчу. Не в том, что я убил кучу матерей и довел разными горестями до могилы столько же седовласых старых отцов. Не в том, что я г’рю совсем уж странно и проглатываю столько звуков и выдаю столько проклятий, что обычному человеку и не снилось. Не в том. Нет! — вскричал он, окончательно свирепея. — Все потому, что в конце третьего тома, если я все еще жив к этому времени, меня всегда бросают на произвол судьбы — без надежды на помилование или перспективы покаяния.

Я содрогнулся.

— Выпейте бренди, — предложил я и подвинул к нему графин. Он взял его и осушил полстакана алкоголя одним глотком. Так я и думал. Зверь — под моим руководством — всегда вкушал этот напиток подобным образом…

— Это что, правильно? Это справедливо, начальник?.. Ваш потешный слуга сматывается под ручку с горничной. Ваш злодей-аристократ потчует ядом племянницу, подстреливает свою тетку из духового ружья, но с ним все в порядке… его никогда не заковывают в цепи, не тащат в Ньюгейт, не морят голодом в заброшенном штреке на рудниках… Но к чему слова? Мы здесь одни? Ни звука — только шелест ветра в широких печных трубах окруженной рвом усадьбы, не слышно шагов — только полночная мышь неслышно крадется за поживой… Ха-ха!

Вот именно — ха-ха!

Я догадывался, что так и будет. Мой писательский опыт подсказал. Едва озлобленный головорез хотел схватить меня… на сцене появилось новое действующее лицо.

Я сразу узнал этого человека — по завитым волосам, старомодным ботфортам, массивной цепочке от часов и платку в правом кармане охотничьего сюртука.

Это был сэр Обри де Брианкур.

— Помогите! — взмолился я.

Презрительный взгляд мог бы устрашить и более храброго человека, но я знал, какими чарами подчинить гордеца.

— Тс-с! — прошипел я зловещим шепотом. — Надменный отпрыск благородного дома! Есть на свете и еще один наследник вашего титула. Откажете мне в помощи — и тогда ваше имя и все владения перейдут юному Фэрфилду. Эти любимчики Фортуны не подвластны мне, но помните: продолжение следует — и вы появитесь в нем!

Угроза эта заставила побледнеть даже того, чьи предки проливали кровь при Босворте [51] Битва при Босворте 22 августа 1485 года — сражение армий Ричарда III и Генриха VII. , и баронет указал белой рукою на дверь.

— Забирай мой кабриолет, собака! — сказал он с учтивостью настоящего британского аристократа.

Стоит ли говорить, что я тут же вскочил в кабриолет — и вскоре мы мчались как ветер в сторону Лощины Праведника.

Позади, совсем близко, слышалось эхо от цокота копыт. Непрестанно сверкали молнии, так что негр-кучер побелел от страха.

И вдруг из кустов выскочил человек в красной рубахе и схватил кобылу под уздцы.

— Кто вы? — вскричал я.

— Со мной вы поступили хуже всего, — был ответ. — Я типичный Золотоискатель. Я тот, кого вы со своими собратьями по перу заставляете есть банкноты вместо бутербродов. Я позолотил свою лошадь и пил шампанское — а я его терпеть не могу — из ведер на конюшне… Я постоянно нахожу гигантские самородки, и меня столь же регулярно грабят — мне что, так и провести всю жизнь? Никогда не бриться? По воле тирана-писаки спать в сапогах?

— Успокойтесь, друг мой, — произнес я. — Все не так плохо. Я знаю бедолаг, с которыми писатели обошлись и похуже.

В этот миг порыв ветра донес до меня демонические завывания преследователей.

— Все может быть! — прорычал книжный золотоискатель. — Но отомщу я вам. Идемте!

Кабриолет исчез в отдалении — при таких обстоятельствах кабриолеты всегда поступают подобным образом, — и похититель повел меня прочь.

Он остановился возле обычной таверны (как хорошо я знал ее!), три раза постучал (три громких удара в дверь — это традиция), и нас впустили в просторную комнату. Я в изумлении увидел, что все персонажи, которых я считал порождением своей богатой фантазии, собрались здесь.

— Негодяй! — возопила прекрасная Мэделин. — Почему вы не выдали меня замуж за герцога? Сами знаете, вы просто передумали в последний момент.

— Монстр! — заявила милая Вайолет. — Вы заставили меня провести три ужасных дня на Красной Ферме, хотя один росчерк пера освободил бы меня.

— Христианский пес! — прорычал Мордехай-иудей. — Я появился на свет со склонностью к благотворительности и с чистой совестью давал бы скромные ссуды тем, кто облачен в нищенские рубища, но твоя гнусная душонка обратила меня на преступную стезю, лишь бы угодить вкусам кровожадной публики.