Наталья Тимошенко - Дар

В последнее время он постоянно куда-то бежал, решал проблемы, работал, кому-то помогал, и почти забыл, как это прекрасно — любоваться застывшим в ожидании зимы Санкт-Петербургом.

Девушка рядом с ним молчала, но ему казалось, что она чувствует то же самое. Потому и позвала его сюда. Она смотрела вдаль, туда, где за разноцветными огнями домов возвышался Исаакиевский собор, за ним лежал Васильевский остров, и еще дальше, сквозь плотную стену облаков, в умиротворяющую темноту. Юре стало неловко за мелочное кафе, которое он назвал своим любимым местом. Разве могло оно сравниться с крышей серого дома на набережной Фонтанки?

Он не знал, сколько они так просидели. Время здесь как будто остановилось, не было слышно ни шума машин, ни разговоров людей, не ощущался ветер и даже мелкий снег как будто шел только внизу, у самой земли.

— Нравится?

Юра кивнул, а затем покосился на сидящую рядом девушку.

— Как тебя зовут?

Он был уверен, что она снова не скажет, но на этот раз она ответила быстро:

— Лиза.

— Лиза, — повторил он. А потом произнес это еще раз, тихо и медленно, пробуя на вкус: Ли-за. И вдруг понял, что никак иначе ее звать и не могли. Конечно же, Лиза.

— И часто ты сюда приходишь?

— Если не занята, то каждый день. — Она немного помолчала, а затем добавила: — Когда-то в этом доме жила моя сестра. Однажды я приезжала к ней в гости. Знаешь, — она искоса посмотрела на него и улыбнулась уголком губ, — я сразу влюбилась в это место. Долгие годы замужества вспоминала о нем, строила планы, как сбежать сюда. Казалось, что здесь я обрету свободу.

— Ты была замужем?

Она кивнула.

— Мой муж женился на мне, потому что думал, что я ведьма. В хорошем смысле этого слова. Ведьмы ведь не всегда творят плохие дела и собираются на шабаш на Лысой горе. Моя мать была чудесным человеком, умела лечить болезни, при ней наше поместье расцветало, но при этом ее считали ведьмой.

— И твой муж думал, что ты можешь так же? — Юра услышал вопрос как будто со стороны. О чем он говорит? Какая ведьма? Он всегда отличался трезвым взглядом на вещи, не верил ни в какую потустороннюю ерунду. Даже когда благодарные пациенты и немного завидующие коллеги утверждали, что во время тяжелейших операций рядом с ним стоит ангел и направляет его руки, он твердо знал, что руки направляет исключительно его мозг.

— Он купил поместье недалеко от нас. Разграбленное, запущенное. Думал, с моей помощью сможет восстановить его, не прикладывая особых усилий, и разбогатеть. Все вокруг знали, что я была с матерью в момент ее смерти, — пожала плечами Лиза, — а ведьмы, как известно, не могут умереть, не передав свой дар кому-то.

— Но она тебе ничего не передала?

Лиза мотнула головой.

— Ее дар работал не так.

— А как?

Она не стала отвечать. Вместо этого снова улыбнулась той самой улыбкой, которой дразнила его и пугала. С лица исчезло мечтательное и чуть грустное выражение, которое было на нем, когда она смотрела на границу тьмы и света на горизонте, сменившись озорством. Она протянула руку, взяла что-то, лежавшее рядом с ней, и протянула Юре.

— Хочешь?

Это оказался фундук в белом шоколаде. И почему-то этот фундук был таким простым и обыденным, что начисто развеял мистическое очарование, которому Юра уже успел поддаться. Он тряхнул головой, отгоняя от себя посторонние мысли. Черт, а ведь еще чуть-чуть, и поверил бы в ведьм. Он искоса посмотрел на Лизу. Ведьмы ведь рыжие, нет?

— Спасибо.

Фундук тоже оказался самым обычным на вкус. Таким, какой Ира часто покупала Валерке, несмотря на все его предупреждения о том, что она испортит ребенку зубы и желудок.

Он не удержался от еще одного вопроса:

— А где сейчас твой муж?

— Он давно умер.

Она сказала это без капли сожаления. И все же что-то было в ней странное, в том, как и что она говорила. И не только ее необычные переходы от мечтательности к насмешкам, наверное, это как раз объяснимо для ее возраста. Но она говорила, что муж давно умер, а в этом доме когда-то жила ее сестра. Говорила так, как будто ей было уже по крайней мере лет шестьдесят, а вовсе не двадцать с хвостиком. Обычно таким тоном и такими словами бабушки рассказывают внукам о событиях давно минувших дней. Причем очень давно минувших. Какое поместье? Нет, конечно, нынешние дворцы олигархов иногда размерами не уступают средним поместьям позапрошлого века, но все же…

Юра вспомнил запертую изнутри дверь на крышу и натужный скрип щеколды, когда он отодвигал ее в сторону. Как она вообще забралась сюда?

Он снова посмотрел на нее и вдруг понял, что она догадалась о его мыслях. Лиза улыбнулась, но на этот раз таинственно, улыбкой Моны Лизы, знающей немного больше, чем все остальные. Она подняла руку и медленно опустила ее обратно, только теперь ладонь не легла на жестяной лист, блестящий от растаявшего снега, а пальцы медленно прошли сквозь него. Юра смотрел на это, чувствуя, как сердце снова забилось быстрее, а потом поднял взгляд на Лизу. Она продолжала улыбаться, внимательно следя за выражением его лица.

— Ты… — он не смог подобрать правильного слова.

Она чуть приподняла брови, предлагая ему закончить.

— Призрак? — Он сам удивился тому, что все же сказал это. Призраков не существует. Как и ведьм. Как и ангелов, управляющих его руками.

Улыбка стала чуть шире. Пальцы вышли наружу, и ладонь снова легла на крышу.

— Призраков не существует?.. — вышло неуверенно, с вопросительной интонацией.

— Найди другое объяснение, как еще я могла попасть сюда через закрытую дверь.

Объяснение наверняка было. В конце концов, в этом доме не одна парадная. Возможно, в другой дверь не заперта. Однако это никак не объясняло ее руки, с легкостью проходящей сквозь жестянку. Зато объясняло все слова и выражения.

Взгляд сам собой упал на пакетик с фундуком.

— Призраки едят орешки?

— Что ж теперь, если я давно умерла, мне уже нельзя есть орешки?

Это прозвучало почти возмущенно, хотя Юра понимал, что она снова его дразнит. Он не знал, что на это ответить. Должно быть, он спит. Или еще окончательно не пришел в себя после произошедшего в парке. Девушка ему привиделась. Она всего лишь его странная фантазия. Насмешка над рациональным умом хирурга.

Правда, как объяснить то, что увидел он ее за несколько минут до того, как столкнулся с пьяной компанией?

— Почему я тебя вижу?

— Потому что ты особенный.

Он потер лицо руками, с удивлением отмечая, что ладони теплые, даже горячие, хотя лежали на мерзлой крыше. Должно быть, сердце неплохо разогнало кровь по венам.

— Но что ты делаешь здесь?

Лиза подняла голову, глядя в темно-серое небо, где не было видно ни одной звезды. Над домом не было даже упирающегося в облака света поскольку ни одно его окно по-прежнему не светилось.