Александр Владимиров - Нефилимы, сказки запретного леса

– Я посол, – сказал царевич. – С нами так не обращаются.

Однако и этот аргумент не возымел никакого действия.

– Не знаю, кто и зачем тебя прислал, – ухмыльнулась рыжеволосая.

– Для того, чтобы установить между нашими странами дипломатические отношения.

– В таком случае нужно было отправить к нам женщину.

– Да, но дорога сюда слишком опасная. И мы не знали, что мужчины вызывают у вас такое неприятие.

– Не боготворить же их! Я вообще не понимаю, зачем нам с кем-то устанавливать какие-то отношения? Так и скажу Синеглазке.

В этот момент еще одна девушка вошла в хижину. Владимир тихонько ахнул: она была похожа на рыжеволосую, как две капли воды. Только волосы у нее иные – цвета спелой пшеницы. Девушка с любопытством и… болью посмотрела на Владимира.

– Вот сестра, – заявила рыжеволосая. – Хочу подвесить его вниз головой и начать поджаривать пятки.

– Зачем, Златовласка?

– Утверждает, будто его прислало какое-то Хреново государство дипломатию с нами выстраивать. Только я ни капельки не верю.

– А вдруг не врет?

– Легковерная ты, Любава. Зачем к нам лезут разные авантюристы? Во-первых, они охотятся за нашими прекрасными женщинами, чтобы потом отправить их в кухонное рабство. Во-вторых, им нужны молодильные яблоки и живая вода. Так что он пришел либо за одним, либо за другим. Вот и выясним: зачем?

– Мне почему-то его жалко, – вздохнула Любава. – Симпатичный до ужаса…

– Да, ничего, – согласилась Златовласка. – Может, сделать ему операцию по перемене пола?

– Ой, не надо! – застонал Владимир.

– Дурень, радуйся, если уговорю Совет пойти на это. Жив останешься. Из ошибки природы превратишься в ее лучшее творение.

– Разреши, сестра, задать ему вопрос? – молвила Любава. – Стихи сочиняешь?

– Стихи? – удивился Владимир. – Вообще-то я – поэт.

– Здорово! – обрадовалась Любава, а Златовласка нахмурилась:

– Чего задумала, сестренка?

– Помнишь, что должно случиться через два дня?

– Еще бы! День рождения Синеглазки.

– Пусть он сочинит ей поздравление в стихах. Еще лучше – сонет.

– Глупости!

– Почему? Ни ты, ни я не обладаем поэтическим даром.

– Мысль неплохая, – подумав, согласилась Златовласка. И пленнику: – Сможешь?

– Постараюсь.

– Не «постараюсь», а «смогу». От этого зависит твоя дальнейшая судьба.

Последнее замечание осложняло дело. Владимир-то считал себя поэтом, а что думали другие?.. Но тут его освободили от веревок, принесли перо и чернильницу.

– Дерзай! – бросила Златовласка. – И помни: мы рядом.

– Муза слишком ревнива, – возразил царевич. – Она требует полного одиночества.

– Плевала я на желания твоей музы.

– Раз он так говорит, давай подождем его снаружи, – попросила Любава. Златовласка поворчала, но согласилась.

Оставшись один, Владимир залихватски написал несколько строк. Но поскольку от уровня творчества зависела его судьба, решил критически прочитать написанное. Ой-ой-ой! За подобный «шедевр» ему не только пятки поджарят, а живьем на костре сожгут.

Надо попробовать еще раз… Совсем плохо.

Время летело так стремительно, словно кто-то его специально подгонял. Глобальные мысли так и не рождались; вместо них получалось что-то маленькое и невзрачное. Доходя до бумаги, оно еще более серело, превращаясь в такого уродца, что невольно хотелось плеваться.

Это его конец!..»

Пантелеев изумленно впился глазами в строчки. Он узнал свою историю. Тот, кто реально написал сказку, точно издевался над бездарностью Максима. Даже читать расхотелось! Но… некая Аида Шульц уже позвонила, а Юлия ждет роли.

Остается вздохнуть и продолжить… Кстати, как герой вышел из положения?

«…И тут он вспомнил о неизвестном английском поэте, сонеты которого ему недавно прислали. Он запомнил там одно посвящение. Попробовал воспроизвести его. Вот то, что нужно!

И он быстро написал на листке:

“Ее глаза на звезды не похожи,

Нельзя уста кораллами назвать,

Не белоснежна плеч открытых кожа,

И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,

Нельзя сравнить оттенок этих щек.

А тело пахнет так, как пахнет тело,

Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,

Особенного света на челе.

Не знаю я, как шествуют богини,

Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли,

Кого в сравненьях пышных оболгали” (В. Шекспир. Сонет 130. – Прим. авт. ).

Владимир окликнул сестер. Те тут же явились и стали его первыми слушателями. Требовался вердикт. Незадачливый «поэт» попросил не судить его строго.

Девушки некоторое время молчали. Потом в один голос заявили:

– Шедеврально!

– Только у Синеглазки не черные волосы, а русые, – спохватилась Златовласка.

– Давайте поменяем одно слово, – предложила Любава. – И русой проволокой вьется прядь.

– Русой проволоки не бывает, – заявила сестра. – Пусть поэт подумает над этой строчкой.

«Хорошо сказано, – выругался про себя Владимир. – Именно эта строчка может все испортить».

– Подобные откровения к поэту приходят только раз, – заявил он. – Следующих придется ждать очень долго.

– Придется подождать, – пожала плечами Златовласка.

– Что, если не успеем?..

– Сестра, – вмешалась Любава. – Какие точно у Синеглазки волосы?

– Русые.

– Не русые, а темно-русые. В нашем деле один тон значения не сыграет.

– Пожалуй, – согласилась Златовласка. – Поэта пока освободим, но будет он под нашим постоянным присмотром.

Любава вышла из хижины последней. Она успела шепнуть пленнику:

– Сделала для тебя все, что смогла.

Это были два дня кошмара. Умеющий выбираться из любых передряг, Владимир почувствовал: здесь это не удастся. Столько охраны вокруг! Если он и мог выйти из хижины, то лишь в присутствии конвоира, которая провожала его даже по нужде. Одно неуклюжее движение – и на царевича был наставлен арбалет. О чем-то беседовать с ней было бессмысленно и опасно. Поэтому он предпочитал молчать.

Хорошо, что за эти два дня он не видел злобной красавицы с рыжими волосами. Насколько же сестры разнятся между собой внутренне. Любава ему сильно нравилась. Повстречай он ее не в царстве Амазонок, а любом другом месте, наверняка бы посватался.

Однако было за эти два дня и счастливое событие – встреча с Бураном. Как они оба радовались, хотя их разделяла перегородка. Владимир говорил ему ласковые слова, а Буран фыркал и фыркал…

Но вот сестры возвратились со дня рождения Синеглазки. Впервые Владимир услышал от рыжеволосой ведьмы скупую похвалу в свой адрес. Вечером того же дня случилось неожиданное.

Златовласка пришла к нему в хижину и напрямик спросила:

– Хочешь выйти отсюда?