Мария Британ - Чувствуй себя как дома

– Ты громко думаешь.

– Тогда ты…

Я боюсь произнести то, что уже витает в воздухе и оседает в нас. Вопрос не в том, случится ли, нет. Вопрос в том когда.

– Разбей их, если я заболею, – чеканит Воробей. – Поклянись, что не пожалеешь меня. Я тебя жалеть не буду, ты ведь понимаешь?

Собрав в кулак самообладание, я киваю. Как же тяжело просто кивать. Невыносимо.

– Я… не пожалею. Клянусь.

Иногда только у настоящих друзей можно попросить об этом. А я настоящий.

– Как скромно, – хихикает Воробей.

– Иди в пень!

Я наслаждаюсь этим днем. Нашим. Не исключено, что последним общим . Шлю куда подальше страхи, но они вцепляются в меня, пристают вместе с грязью. В конце концов, и правда пора искупаться. Воробей притворяется, что не читает мои мысли, но полки над кроватью время от времени подрагивают.

Завтра я уеду в город, чтобы снова спросить себя: «Не привиделось ли тебе, брат?» Затем – спросить у многоэтажек и убедиться: они не ответят. А я, скорее всего, псих.

– Обещай, что будешь держаться до последнего, Воробей.

– Обещаю , – свистит ворвавшийся через форточку ветер.

– Если произойдет что-нибудь странное… – Произнеси это, слюнтяй. – Разбейте часы. Zahnrad. Ради меня. И… звоните почаще, ладно?

Я топчусь на пороге Воробья. Чемодан, кажется, весит килограммов миллион. Еще немного – и он проломит Землю.

– Что-нибудь странное? – фыркает батя. – А сын считается?

– Очень смешно, пап.

Попрощавшись с предками, толкаю дверь. Небо слепит синевой. Радуется, что я уезжаю. А я радуюсь, что Воробей по-прежнему тикает. Как никогда громко.

Я шагаю прочь и не оглядываюсь.

На остановке меня ждет новый автобус, блестящий, с красными сиденьями, а водитель будто секунду назад вышел из магазина одежды. Я возвращаюсь в настоящее, стараясь не думать, что так громко тикают лишь бомбы.

Ди ненавидела, когда ей поддаются. Она всего добивалась сама.

Она – сильная.

До олимпиады по дискретной математике оставалось три дня. Студенты до вечера засиживались в библиотеке и зубрили формулы. Противников Ди насчитала целых четырнадцать, но не сомневалась, что победит их.

Она – целеустремленная.

И только алгоритм Дейстры портил настроение. Как его применить, чтобы получить кратчайший путь? Как не ошибиться и не уснуть?

– Помочь?

Ди вздрогнула. Над ее партой наклонился паренек с потока. Угрюмый, сутулый, бубнящий себе под нос что-то нечленораздельное, он никогда не вызывал у нее доверия. Ботан.

– Нет, спасибо, – отрезала Ди и снова уткнулась в учебник.

Но занудный паренек не отвязался:

– Здесь ты выбираешь минимум. А здесь – считаешь сумму. От второй и до седьмой вершины – все бесконечность. Да-да, теперь правильно.

Он приземлился рядом и продолжил объяснять.

Чем дольше паренек тараторил, тем отчетливее Ди понимала, какая же она дура. Задачка-то для первого класса. И если этот ботан вызубрил все алгоритмы, то…

Нет. Она выиграет.

Она – боец.

– Спасибо.

Ди захлопнула учебник, и лежащие под ним фотографии разлетелись по полу. Парнишка кинулся их поднимать, но почему-то тут же замер над снимком с заброшенным зданием и покореженными воротами.

Ди любила фотографировать дома. В основном – прогнившие, пыльные, съеденные мхом. Фото с заброшенным зданием на холме она сама обожала. На даче, в ее родном поселке, полно таких… скелетов.

– Понравилось?

– Да. Красиво. – Парнишка протянул ей фотографии, но, когда она захотела их взять, почему-то не отпустил. – Прости… – Он бросил снимки на парту. – Зачем тебе олимпиада?

Этот вопрос студенты часто задавали друг другу, ведь тем, кто занимал призовые места, давали дополнительную стипендию.

– На фотоаппарат коплю. Чуть-чуть не хватает.

– Тогда удачи. – Парнишка посмотрел на нее в упор, точно целился. Точно внезапно узнал в ней старую подругу. – Ради таких снимков ты обязана победить. Я, кстати, Захар.

Результаты олимпиады вывесили на следующей неделе. Ди изучала крохотный листок с фамилиями и оценками долго-долго. Второе и первое места разделял всего один балл. Ди победила. Теперь она купит фотоаппарат.

Захар был предпоследним в списке. Неужели он ничего не решил?

Ди встретила его в аудитории, где читали лекции по дискретной математике, и уселась напротив.

– Жаль, что ты не выиграл.

Захар ни с кем не общался. Пялился сквозь , шевелил губами и молчал. Иногда ни с того ни с сего начинал яростно лупить парту, но быстро остывал. И шептал, проглатывая гласные, коверкая слова, запинаясь: «Говори, говори, говори…»

– Я и не стремился, – пожал плечами парнишка.

– Но ты ведь самый умный на потоке. Ты… уступил мне? – спросила Ди и подалась к Захару. Их лбы почти соприкоснулись. – Тебе понравились фотографии, да?

– Нет.

– Врешь.

– Ну, тогда… – Захар облокотился на спинку стула и скрестил руки. – Подаришь тот снимок в знак благодарности?

– Не дождешься.

Ди подскочила и выбежала из аудитории. А все потому, что она – сильная и ненавидит, когда ей поддаются.

Приближалось лето. Кроме стипендии, за победу на олимпиаде ей разрешили не сдавать некоторые экзамены, поэтому Ди закрыла сессию на неделю раньше и уехала в поселок, к домам и морю. Она купила профессиональный фотоаппарат, чтобы вновь снимать покосившиеся хижины. С Захаром они виделись редко. И все было бы прекрасно, если бы летом ее братец не отдыхал на даче.

Паша учился на инженера, верил чертежам и ничему больше. Не скептик – идиот. Ди таких терпеть не могла.

Она застала Пашу в гостиной. Он сидел на полу, кусал ногти и смотрел телевизор, а под потолком летал зелено-желтый попугай. Визгливое капризное создание. У Паши их двое – Лала и Лулу. Второй, скорее всего, спал в клетке на чердаке.

В общем, ничего необычного, если не считать странность , мелькающую на экране.

Ди называла странностями происшествия, пахнущие черноземом и пеплом. А это происшествие пахло. Телевизор показывал ее. Ди резала помидоры и высыпала их в миску. Затем – укроп. А затем… Затем – попугая.

Противное создание под потолком закричало. Гостиная перед глазами Ди покачнулась, завтрак попросился наружу.

– Что? – опешил Паша. – Шутка такая, да?

Лучше бы это была шутка. Если бы он знал, что у домов нет чувства юмора… Когда у них начинаются странности, следующая станция – конечная. Пора выходить.

– Я не убивала твоего попугая, дурак. Дому померещилось . Или… Или он сам его зарезал.

– Сам?

– Дом заболевает. – Ди теребила ремешок фотоаппарата. Она носила новенькое устройство вместо бус. – Его сожгут, а мы… Мы уедем.