Мария Британ - Чувствуй себя как дома

– Нет, – шепчу я.

«Да», – шепчет Аня-подрывник.

Дерганая мелодия скрипки вновь и вновь тыкает в меня иголкой. Я ежусь. Мне почти физически больно взращивать ее в себе. Воспоминания пугают. Воспоминания кровоточат. Воспоминания горят.

Я с трудом поднимаю глаза.

Смотри на скрипку, смотри на скрипку, смотри…

И вышей себя вечером заново. В книге.

– Мне нужно докопаться до правды. – Я метаюсь из угла в угол, перескакиваю взглядом с мультяшной картины на высохшую ромашку в вазе. С миниатюрного стола на круглое зеркальце. – В этой комнате что-то… не так. Мне не очень хорошо. Вы не общались с моей мамой? Ее звали…

– Тора. – Вячеслав изучает мои родинки над бровями и даже не пытается скрыть любопытство. – Общался.

Я прислоняюсь к стене виском. Вокруг меня пляшут мебель, вещи, занавески… и только этот человек с морщинами на лбу и мутными глазами не движется. Мама была с ним знакома. Возможно, она хлопала его по плечу. Возможно, на прощание говорила «до завтра». Возможно, ерошила его волосы.

А сейчас рядом с ним – я. Вячеслав для нас как телефон – связь виртуальная, почти неощутимая, но я знаю, что она есть. Нужно лишь нажать на правильную кнопку и ни в коем случае не класть трубку.

– Откуда вам известно, кто я?

– Твои родинки. Тебя бог пометил, девочка.

– Расскажите о ней.

Вячеслав мрачнеет и, распахнув окно, вдыхает свежий воздух. Должно быть, ему надоел запах яблок.

– Я любил ее, но мы расстались.

– Почему?

– Она обожала летать. А я предпочитаю землю.

– Как вы познакомились?

Вячеслав отмахивается от моего вопроса, как от сигаретного дыма.

– Я спас ее от воров.

Тик-так.

Скоро я завизжу будильником и распадусь на шестеренки.

– И вы не пытались… отрастить крылья?

– Пытался. Всю жизнь пытался. А потом отчаялся, захотел пригвоздить Тору к земле. Но… не вышло. Я мечтал задушить ее, девочка.

Ответ стынет в горле. Ладони Вячеслава, огромные, как море, с черными ногтями сжимаются в кулаки. Мое воображение дорисовывает в них шею мамы.

Я пячусь. Игрушечная комната уже не мельтешит перед глазами и убийственным уютом напоминает маленький склеп. Если я не сбегу – она станет моим домом.

– Что вы натворили… – лепечу я.

Вячеслав садится на подоконник, смеется. Нет, не так – прожигает себя смехом. Радуется, наверное, что я никуда не денусь.

– Да не боись. Ничего я с ней не сделал. Как встретил ее, понял – не смогу. И злость вся сразу улетучилась.

Я упираюсь лопатками в стену.

– Тогда что с ней случилось?

Вячеслав не успевает произнести ни слова: на веранде раздаются шаги.

– Кто это? – вскидываю брови я и оглядываюсь.

Но Вячеслав не отзывается. На пороге комнаты появляется пожилая женщина в черном платье и красной шляпе с полями. Непропорциональная, высокая, словно ее растянули, как дрожжевое тесто.

Она снимает шляпу и бросает ее на кровать.

– Кто вы? – и смотрит в пустоту. Куда-то, где нет ни людей, ни миниатюрных спален.

– Я… коллега Вячеслава. А вы его мать, да?

– О ком вы, дорогая? – недоумевает женщина. – У меня нет сына.

Я поворачиваюсь к окну и ужасаюсь: Вячеслав исчез. Лишь ветер треплет занавески.

– Секунду назад он был здесь. – Комната тает, как воск, и вместе с ней таю я. – Мужчина. Клялся, что это его дом. Думаю, он сбежал через окно…

Женщина обходит спальню, быстро, дергано, а затем – каменеет в метре от меня. И пялится на мои родинки. Странно: в городе на них никто не обращает внимания, а в поселке они… гипнотизируют.

– Что с вами?

– Нет-нет, я в порядке… Аня.

– Да кто же вы?

Я чувствую себя известной актрисой. Куда бы я ни пошла, с кем бы ни говорила – спина болит от налипших взглядов. Все знают, кем я была, кроме меня самой.

– Зачем ты приехала? Зачем? – Женщина впивается пальцами в мои плечи, срастается со мной. – Возвращайся в город!

Ее глаза скоро выпадут и закатятся под кровать. Ногти – проткнут меня, как игольницу. Скривившиеся губы – лопнут.

– Я ищу себя. Поможете мне?

Еще немного – и этот вопрос потеряет смысл, состарится и обзаведется морщинами.

– Пожалуйста. – К горлу подступают слезы – это она, странная женщина, выдавливает их из меня цепкими пальцами. – Мне больно.

Как же мне больно.

Я становлюсь такой же сухой и высокой. Женщина тянет, тянет меня за собой, а кости превращаются в тонкие палки.

– Живые дома. Они не примут тебя. Ты слишком долго не приезжала. Я умоляю тебя, Аня… Ты же хорошая девочка. Не дружи с домами.

– Но…

– Уезжай, идиотка!

Я вытираю слезы тыльной стороной ладони. Женщина сумасшедшая, как и Вячеслав. Эти двое ничем мне не помогут.

Вырвавшись, я пячусь к кукольному столику. Хватаю карандаш и листик, записываю номер.

– Если все же решите поговорить начистоту… Звоните. – Сказав это, шагаю прочь.

Я бреду по улице и наблюдаю за людьми. В косынках и с косами, в очках и без, молодые и старые, в резиновых сапогах и во вьетнамках – все разные, но сумасшествие их объединяет.

Эта огромная машина, запущенная в далеком прошлом и называющаяся поселком, дала сбой. Она разваливается, искрит и отдает гарью, но никто не чует запаха. Машина ревет все громче и громче, и, когда ее голос осипнет, она взорвется. Море уцелеет. Мы – нет.

Но пока люди пашут, тонут в собственном поте, улыбаются друг другу и прогоняют чужаков. А по вечерам пьют чай и беседуют с домами.

Мне снится огонь. Он везде. Он пожирает мои руки. Я развеваюсь пеплом и со мной развевается дом. Мы рушимся, потому что срослись миллиарды лет назад.

Я зову на помощь, но никто не слышит. Или никто не хочет слышать. Умоляю, чтобы кто-нибудь собрал меня заново, посадил в автобус и отправил на другую планету – подальше, подальше от тиканья.

Я кричу, но из горла вырывается лишь скрип лестницы.

Я моргаю, но все, что у меня получается, – хлопать окнами.

Я плачу, но слез нет, – есть только протекающая крыша.

И мама. Голос мамы – громкий, чистый – заглушает даже тиканье. Она ищет меня – тщетно. Я растворилась в штукатурке.

Рас-тво-ри-лась.

Я просыпаюсь внезапно, словно кто-то швыряет меня обратно в кровать. Безжалостные полуденные лучи обжигают кожу, но это приятное тепло.

Я больше не горю.

Я больше не дом.

На часах – полдень. До трех утра я писала главу. О тайнах Градинаровых, о тайнах поселка и… о своих – тоже.

Вячеслав в который раз меня обманул. Или его действительно не существует. И если так, существую ли я? А та женщина, хозяйка дома? Мы с ней близки, я ощущаю связь на уровне тиканья.

После сна во мне что-то поменялась. Мысли до сих пор тлеют, голос скрипит. Заброшка и этот белоснежный дом будто выжгли на моем лбу клеймо. И единственный способ от него избавиться – избавиться от головы.