Кристиан Винд - Призраки глубин

– Я так устал, Грейс, – услышал я откуда-то со стороны свой собственный голос. – Этот мир как будто сошел с ума.

Она грустно смотрела на меня бездонными чернеющими глазами, сидя на носу покачивающейся лодки. Я чувствовал, как вымокший плащ тянет меня вниз, заставляя согнуть спину под его тяжестью.

– Миру пришел конец, Том.

– О чем ты говоришь, Грейси?

Мой голос долетал до моего сознания, как отдаленный плеск волн, и я прислушивался к нему, тот же час вспоминая все то, что произносил мгновение назад. Это было похоже на страшный, полузабытый сон, который внезапно вспыхивает в закоулках памяти с приходом новой ночи.

– Когда-то это было чудесное место… Если бы ты только видел это. Люди были счастливы, здесь было много солнца. Так много света, Том… Я никогда не видела ничего подобного.

Она мечтательно улыбнулась одними уголками синюшных губ, а затем вновь помрачнела, бросив на меня тусклый взгляд безжизненных глаз. Затем Грейси приподняла костлявую кисть, и я заметил в ее бледных пальцах свернутый бумажный лист. Она легко разжала ладонь, и листок, подхваченный порывом ночного ветра, рванул в мою сторону, мягко ударившись о воротник сырого плаща. Я схватил его за край прежде, чем он успел, подрагивая, взмыть в воздух.

Это был один из тех рисунков, что я видел в детской спальне заброшенного дома капитана «Тихой Марии». Я заметил те же штрихи и тот же знакомый почерк. Но этот альбомный лист выглядел гораздо мрачнее – никаких ярких карандашей, только тусклая монохромная гамма. Ребенок использовал лишь один цвет, изображая на темном фоне огромный черный шар.

– Что это, Грейс?

– Этот мир бывал очень разным… Материки сходились и расходились так много раз, Том.

– Я все еще не понимаю тебя, Грейси.

– Мертвый холодный мир, блуждающий в одиночестве, – тихо прошелестел ее голос. – Планета сошла с орбиты и отдаляется от солнца.

Я молча следил за тем, как черная вода, окружающая лодку, покрывается мелкой рябью. Туман становился все гуще, сжимая свои кольца плотнее вокруг хлипкого суденышка. Мне было неуютно в промокшем плаще, и от пронзительных резких порывов меня била крупная дрожь.

– Он заставляет меня собирать души. Но их нельзя спасти, Том. Надежды нет.

– Сколько осталось времени?

– Его нет, Том. Вы умираете, – ее слова донеслись до меня вместе с ледяным ветром. – После того, как землю накроет кровавый снег, у вас останется лишь несколько дней.

Я улыбнулся ей, посмотрев в ее бледное, мертвое лицо. Спутанные темные волосы Грейси причудливо извивались под порывами ветра, будто рвались куда-то, встревоженные ее словами. Она расправила подол своего грязного, разодранного платья и подняла голову.

– Я ничего не могу исправить, – прошептала она так тихо, что мне пришлось читать слова по ее обескровленным губам.

– Ты пришла, чтобы попрощаться, верно?

– Я не хотела, чтобы ты был одинок. Хотя бы не сейчас.

Лодку легко качнуло, и на пике толчка я сделал шаг вперед, перенеся весь вес своего тела на одну ногу, отчего едва снова не упал за борт в ледяную воду.

– Суть в том, Грейс, что я никогда не боялся смерти.

– Это больше, чем смерть, Том. Это конец.

Вокруг ничего не было видно из-за плотной стены белесого тумана – он закрыл собой даже низкое осеннее небо и редкие мигающие звезды. И если бы не тихий ропот волн, я бы мог подумать, что очутился где-то далеко, там, где весь воздух соткан из белесого морока, легко просачивающегося внутрь тела сквозь поры заледеневшей кожи.

– Твой разум попытается стереть это из памяти. Потому что это невыносимая ноша… – прошептала она, вперившись черными глазницами в неспокойное море. – Но ты особенный, Том. Ты слышишь?..

Я молчал. Безучастно разглядывая вязкую стену мглы, плавно колеблющуюся под натиском сырого ветра, я ощущал бесконечную внутреннюю пустоту, в которую все глубже проваливался. Но лишь теперь ко мне пришло смутное осознание того, что все это время я испытывал жалкие отголоски настоящего отчаяния и одиночества. До моего тревожного сознания доносился далекий жар багрового пламени, бушевавшего внутри оголившихся останков Грейси. Это не она была нужна мне, а я ей. Она нуждалась во мне, как нуждается в спасении корабль, нарвавшийся в непроглядной тьме на острые скалы и погрузившийся в бездну.

В эти минуты я особенно остро чувствовал нашу незримую, больную связь. Бесконечный поток одиночества, страха и отверженности переливался из ее заблудшей души в мою, разбитую и дрожащую от смятения, чтобы затем возвратиться обратно к ней, в свой беспросветный чертог. Глупое, наивное дитя смерти, обреченное навечно блуждать в мороке гаснущего пространства, дитя, которое никогда не увидит проблески спасительного рассвета.

Ссохшаяся фигура Грейси темнела впереди, ярко вычерчиваясь на полотне молочного, противоестественного тумана. И я почти что видел, как она взлетает ввысь, плавно взмахивая тускло мерцающими металлическими крыльями, а затем носится в непроглядной тьме над мертвой землей, огибая ее вновь и вновь, не в силах отдалиться от своей пустующей клетки. Словно стенающий призрак, навечно прикованный тайными цепями к разрушенному, всеми покинутому дому.

Горбун так и не сумел понять, какая безграничная пустота ждала тех, кого он так жаждал сохранить. Грейси избавила несчастные души, заключенные в жуткие оковы, от этой страшной участи, освободив их и позволив раствориться в густом воздухе острова Сорха. Но для нее самой не существовало никакого спасения. Грейси была обречена.

«Не говори, не говори отцу. Ты разобьешь ему сердце…» – скрежетал в моем сознании металлический голос, врезаясь пульсирующими отзвуками в барабанные перепонки. Я машинально обхватил голову руками, стараясь ослабить нарастающее эхо.

– Том! Том, ты слышишь?

– Детектив, какого черта с тобой происходит?!

Я часто заморгал, чтобы сфокусировать расплывшуюся перед глазами картину. Лишь спустя несколько мгновений я смог разглядеть встревоженные лица толстяка и капитана «Тихой Марии», которые уставились на меня.

– Когда ты успел вымокнуть до нитки, – удивленно произнес Барри.

Я опустил глаза вниз и увидел, что с подола и рукавов моей одежды на заснеженную тропу скатываются крупные капли. Плащ был насквозь сырым, отчего пропитались влагой и безразмерные вещи усатого инспектора, которыми я благоразумно утеплялся.

– Знаешь, Херес, – проговорил я, стаскивая с себя мокрый плащ и бросая его в сероватый сугроб. – Заводи-ка свою дряхлую «Марию». Мне до тошноты осточертел этот убогий клочок земли.

– Как скажешь, детектив, – послушно кивнул моряк, который и сам в глубине души жаждал как можно скорее убраться с Сорха. – Когда ты собираешься отплывать?