Вера Гришина - Эмма из Прованса [litres]

– Нашёл! – крикнул Руфио.

Пыталась вырываться и бороться.

– Помогите! Отпустите меня! Вы не имеете права! – кричала во всё горло.

– Можешь кричать, тебя всё равно никто не услышит, – ко мне подошёл Франческо. – Ты же невменяема, Эмма, забыла? – я плюнула ему в ухмылку. Он ответил пощёчиной.

– Руфио, уведи её, чтобы больше не видел!

Меня потащили обратно в подвал.

– Если будете кричать и дёргаться, то сделаю больно, ваша светлость, – сказал Руфио, но я его не слушала, а хотела поскорее вырваться и убежать. Тут почувствовала боль, удар по голове, и потеряла сознание.

Проснулась от боли в шее. Я лежала на кровати, а чудовище кусало мою шею, сегодня он был жесток. Увидел, что проснулась, и больно ударил по щеке. Потом стал рвать одежду и лизать грудь. Я не могла уже это терпеть, плакала и просила, чтобы перестал. Уже умоляла, но он не слышал и продолжал лизать грудь, как животное.

Только отвращение и ненависть жили в сердце к этому отродью. И к Франческо! Предательство мужа, обман!

«Не хочу больше жить, я так его ненавижу! Не хочу его больше видеть! Хочу просто уйти! Уйти навсегда из этой комнаты и забыть всё как страшный сон», – кричала сквозь слезы и рёв.

Чудовище чуть погодя ушёл, наверное, спугнула его своими криками.

Слезла с кровати и не могла перестать реветь. Захотела покончить со своей жизнью. Подползла к комоду и открывала полки одну за другой. Искала свои маленькие лезвия от гребешка, которые складывала каждый день на комод. Нашла и со всей злобой принялась карябать запястья, буквально умывалась слезами. Горло уже охрипло от криков, я была так подавлена. Не могла вынести предательства. Надо было поставить точку раз и навсегда. Уже понимала, что не смогу выбраться, а так жить не хочу. Моё сердце стало холодным, ледяным, я не чувствовала больше тепла от своего тела. И всё-таки решила покончить с жизнью.

Но, возможно, где-то в сердце затаилась надежда на спасение, только теперь она умерла, а надежда всегда умирает последней, как бы жестоко и цинично бы это ни звучало.

Посмотрела на себя в зеркало, на белое милое личико, и хотелось причинить ему боль. Я ненавидела себя и, сжав зубы, чертила линию лезвием от гребешка по своему лицу: слёзы смывали кровь, которая потекла по щеке и капала на платье. Но это не останавливало, надо причинить лицу ещё больше боли! И вот будто на одной стороне нарисована красная паутина. Я заревела, бросила острый зубец, стало жалко себя, упав на пол, притихла. Наверное, у меня не осталось больше слёз, запястья были в ранах, будто их расцарапала кошка. Может, я наконец-то не буду мучиться и умру. Навсегда… Навеки…

Пролежала в таком состоянии, вероятно, несколько часов, а потом просто закрыла глаза, мне было холодно: я надеялась, что холод тоже поможет погибнуть. Дрожь сотрясала, но это не останавливало. Я не хотела никого ни видеть, ни слышать. Надо, чтобы мысли оставили в покое, и в тишине умереть. Но мысли покинули не сразу.

Одиночество, тяжело быть одинокой. А ещё тяжелее видеть человека, которого любила всем сердцем и душой, и знать, что тот, кого так любила – предал. Предал мою любовь, мои чувства, оставив взаперти, с собой наедине. Я так его любила, а отплатили другой монетой. Хоть беседы были мимолетны и быстротечны, но всего лишь пара встреч – и он сумел растопить моё сердце. А сердце покорилось полностью и целиком. Каждой жилкой, каждой каплей своих слёз я не заслужила такого отношения, такого пренебрежения и притворного лживого обращения. Когда он вспоминает моё имя, думает только о наследстве. Нет, я не заслужила этого! Не хочу быть игрушкой в его руках, не хочу быть куклой. Я не кукла. И что теперь со мной? Замыкаюсь в себе… Любовь обманом явилась и притворялась до самого конца. Когда ложь подойдёт к концу и станет явью – любви конец.

Я не открывала глаз и не почувствовала, как заснула.

Почувствовала, что во мне, как ребёнок, то откликается, то затихает растущее зло. Как улей, оно размножается и пытается вырваться наружу. И не могу это контролировать, боюсь, что когда-нибудь это зло завладеет мной, и не знаю, что тогда станет со мной настоящей. Я его чувствую каждой кровинкой, но лишь это зло давало силу и укрепляло хоть ненадолго мой дух: моё возмездие и мысли о будущем, мысли о том, что желаю сотворить со всеми, кто меня запер здесь. И с Франческо тоже.

Сегодня целый день провела одна, проснувшись на полу, легла на кровать. Суицид не удался. Я размышляла и не поднималась с постели.

Я чувствовала ненависть, которая поселилась в сердце: тёмная и невыносимая, её не сдерживали стены в этой проклятой комнате. Хотелось закричать так сильно, чтобы меня услышала матушка, и чтобы наконец-то она очнулась после своего глубокого сна болезни, чтобы у людей, которые меня сюда поместили, лопнули ушные перепонки, чтобы из ушей их проливалась густая красная кровь. Хочется задушить Франческо, хочется уничтожить его, хоть моё тело так сильно ослабло, но гнилые мысли бурлили, и я всё запоминаю.

«Хочу так же по кусочкам отнимать силу духа у Франческо, привязать его и держать на цепи, как пса. Он должен поплатиться за свои поступки, пощады не будет, пощады точно не будет. Как я могла полюбить такого жестокого человека?! Меня обманули, а теперь я вынуждена страдать, страдать в одиночестве и винить себя в том, что сейчас происходит со мной. Я его так сильно любила, я мечтала о нём, как любая влюблённая девушка. Я слишком сильно поторопилась, он меня очаровал, и я пала на его очарование, как слепой котенок, как глупая дурочка.

Отец, лучше бы ты так сильно не торопился выдавать меня замуж, мне приходится теперь и тебя винить в этом. Надо было больше провести времени с избранником, а то оказалось, что мы связались с мошенником.

Это так ты любишь свою дочь, что выдаешь её за кого придётся, лишь бы я поскорей уехала и не мешала тебе и твоей любовнице? Какое же это бесстыдство! Почему ты меня не любишь? Потому что я не родилась мальчиком? Ты же всегда хотел, чтобы у тебя был сын! А теперь я сама за себя, одна.

Матушка, если бы ты только меня слышала и могла помочь, но только бы меня не видела. Я не хочу, чтобы меня видели в таком состоянии. Мне так стыдно, так стыдно, что тошнит от себя. Хочется разом со всем покончить, хочется просто покончить с собой, чтобы этого всего не видеть, не чувствовать и не страдать. Но зло сейчас сильнее моих чувств. Вначале я хочу вырвать их языки своими руками, а потом сжечь их языки и скормить им же…

Когда я стала такой злой? Я теперь очень злая, лишь остаётся терпеть, чтобы выждать момент, шипящий в моих мыслях, если он наступит. А если не наступит? Хоть и не наступит, я тогда сама придушу хотя бы одного из них своими руками, даже если пострадаю, то всё равно придушу.