Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

– Не тяни. Соберись и прыгай, – Молчун вытянул перед собой руки, как бы встречая.

Истошный визг подводных голосов внезапно пошёл на убыль, Маруся ощутила, что не оставила им выбора. Она должна разделить судьбу Гены, как и требовала, либо умереть. Отвергнув спасение в одиночестве, она и теперь должна решить, что лучше. Возможно, самым простым было бы шагнуть в бездну, освободившись от прошлого и будущего. И Молчун, встречающий на берегу – последнее, что она увидит. Маруся уже представила, как наступит на борт лодки, та качнётся, опрокидывая её – и здравствуй вода, здравствуй смерть! Прыжок со скалы, который они проделали недавно, как-то не считался, огонь щупал пятки. Здесь всё по-иному. Она смотрела на ноги, вот они оттолкнулись от дна, качнули борт… который внезапно провалился вниз… Возможно, помедли она ещё секунду, лодка бы исчезла, так и не дождавшись, пока девушка примет решение. Гул свернулся воронкой, утягивая в бездну. Только что под ногами было хоть что-то твёрдое, теперь – пустота, и Маруся закричала.

– Держись! – услышала над головой. – Пожалуйста, держись!

Руку больно сжали: когда всё остальное продолжало болтаться в пустоте. Затем ступни заскребли по граниту. Лицо вжалось в холодный песок с примесью прошлогодней хвои. Она не упала! Она висит. И пока не поняла, хорошо это или не совсем. Возможно, полёт вниз откладывается ненадолго, поскольку запястья взмолились от боли и норовили вырваться из жёстких пальцев.

– Упрись ногами! – орал Генка. – Так! Держись! И не ори! Заткнись!

Она подняла голову и увидела над собой его лицо, багровое от усилий и тогда поняла, что почти допрыгнула. Почти. Зад не в песке, он в воздухе. И единственное, что держит – Генкина рука.

– Тяну! Ага! Осторожно!

Девушка пинала осыпающийся щебень, зажмурившись шептала несуразицу: от «пусти больно» до «родной спаси», вставляя через каждое слово «мама». Руки, держащие её, дёрнули, постепенно захватывая плечи, кофту, джинсы. Ещё немного, и она лежала на твёрдой земле, рыдая вжималась в плечо мужчины, не забывая коситься туда, где от лодки осталась слабая радуга, осыпающаяся зелёными искрами.

Теперь они вместе. До конца, Так решила судьба.

Единственное, чего хотелось сейчас Марусе – напиться. Мокрая одежда и продолговатые потоки ветра заставляли не по-доброму вспоминать конструктора чудесной лодки за то, что тот не предусмотрел в ней сушку для любителей купаться в одежде. Полыхающий лес на том берегу стал форменным издевательством, когда они устали стучать зубами от холода. Синюшные дрожащие губы девушки непроизвольно вызывали раздражение, неудовлетворённость собой. Стоило ли выбираться из огня, удирать от чудовища, лететь со скалы, чтобы затем подхватить банальное воспаление лёгких? Молчун попытался разжечь огонь выуженной из холодно-липкого кармана зажигалкой, но та, наглотавшись воды, лишь всхлипывала брызгами тусклых искр. Стерев палец об кремень, он, наконец, вырвал из зажигалки слабое пламя, которое почему-то отказывалось есть в спешке наломанные ветки, не говоря о лежалой хвое.

Маруся виновато улыбалась, разглядывая комедийные попытки разжечь костёр. Едва осознав, что жива, она получила всё к этому прилагающееся – холод, в том числе. Жёсткая мокрая кофта царапала тело, и сознание мутнело, замерзая. Она давно знала, что надо сделать, пока Молчун возился с зажигалкой, попутно сдирая с себя штаны, но знание и желание шли параллельно друг от друга. Только вид ругающегося, суетящегося Молчуна, освободившегося от одежды, в мокрых трусах, колдующего над кучкой сломанных веток постепенно рассмешил настолько, что руки, наконец-то, захотели повиноваться. Она заставила их попытаться снять кофту.

Ещё зашивая в полутёмной избушке разорванные трусики, она невольно улыбнулась над природой, наградившей женщин хорошим сейфом. Всунутая меж грудей трубочка денег, почему-то не прихваченных зэками, конечно, промокла. Но не совсем. В центре её осталось несколько годных купюр, к которым влага забраться не успела, хотя остальные нуждались в продолжительной сушке. Но Маруся не была уверена, что захочет сушить эти деньги сейчас или когда-нибудь ещё. Присвистывая в стучащие зубы, обнажив бюст, она извлекла из лифчика трубочку аванса, вынула из середины относительно сухие купюры, а остальные, липко-мятые, просто выбросила на волю ветра. Тот покатил мокрые бумажки, расклеивая их по тайге.

Зажигалка охотно пожевала деньги и робко принялась за ветки. Аппетит приходит во время еды, и вскоре костёр приятно грел покрытые пупырышками гусиной кожи тела. Молчун приспособил над ним сооружение из веток, развесив на нём одежду. Какое-то мгновение они сомневались, стоит ли сушить всю абсолютно, но в конечном итоге, не так уж и важно не показать, что под ней находится, по сравнению с перспективой терпеть холодное и мокрое на теле ещё долгое время.

Выкинув раскисшую пачку, Молчун ругнулся:

– Сигареты к чёрту! – какое-то время рассматривал то, что огонь сделал с девушкой, присвистнул, – и досталось же тебе…

Красно-тёмные контуры ожогов пауками разместились на груди, плечах и бёдрах. Покачивающаяся над костром кофта подсказала Марусе, что если палка не выдержит и одежда упадёт в костёр, от этого хуже не будет. Когда они опять оденутся, то будут щеголять подпалинами и дырками в самых неожиданных местах, но это неважно. Быстрее бы просушилось. Потому как, несмотря на то, что костёр бросал тепло, со спины холод ещё не уступал своего первенства.

– Смазать бы чем-нибудь. Но аптечку я дома оставил, – грустно хмыкнул Молчун, продолжая коситься на обнажённую грудь.

Маруся надавила волдырь на стволе, и пихтовая капелька смолы скользнула на палец, развозюкав её по зудящему плечу, она стеснительно улыбнулась:

– Не знаю, поможет ли. Но приятно. Между прочим, у тебя такое лицо, словно всю жизнь работал у раскалённой топки. Хочешь, помажу?

Она выдавила ещё немного смолы и покрыла ей лоб Молчуна, который сразу же заблагоухал Новым годом.

Пахучих волдырей у пихты было много, костёр щёлкал обречённым сухостоем, одежда выпихивала из себя пар, обнажённые тела покрывались прозрачной смолой. Молчун осторожно размазывал её по груди Маруси и улыбался.

– Я такая смешная?

– Просто мы похожи на дикарей, совершающих ритуальный обряд перед тем как заняться любовью.

– Так в чём дело? – шепнула Маруся. – Тоже неплохой способ согреться.

– Но… нелепо, – Молчун не нашёл слов.

– Тебе что-то мешает? Что я была с другими?

– Нет. Просто… – и тут Генка почувствовал, что ему ничего не мешает. Ничего.

На все сто процентов…