Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

Дрожащий от страха огонь всё-таки нашёл себе сподвижника, прыгнув на загривок механическому зверю, соскальзывая, карябая, уселся на плече, и экскаватору ничего не осталось, как примириться с подобным соседством. Беспокойная рыжая рысь скукожилась до безобидного котёнка, но как только машина пересекла трассу, спешно зачавкала, вгрызаясь в жухлые травы и быстро возвращая объём. Хозяин не осерчал за облупившуюся краску, превратившуюся в сегментные подпалины. Наоборот – мечтал поскорее сбросить неудобную, немобильную шкуру экскаватора. Ему бы только догнать ускользнувшую массу. И тогда всё пойдет по-другому. Вернутся некоторые утраченные в связи с деформацией возможности.

Тяжело стало читать мысли, имитировать страдания и голоса. Не говоря уже о перераспределении радиоволн и излучений всех мастей. Он хотел было преградить им путь какой-нибудь галлюцинацией, но не смог. Слишком огромное тело, слишком много необходимо усилий для его управления. Но рано или поздно он догонит. Не этих, так других. Эти могут вывести к другим, не таким сильным и опасным. Но, конечно, желательней – отомстить. Втоптать в грязные лужи, смешать с землёй и высосать непонятную силу, имевшую наглость несколько раз противостоять им, Новым Хозяевам Вселенной. Силу – едва не погубившую. Безмозглый брат – огонь – слишком расточителен, таких надо держать на короткой цепи, превращать в слугу. Искрящаяся кошка не возражала, угодливо расчищая дорогу и резво уплетая раскуроченные объедки тайги, попутно испражняясь зловонным дымом. И это рождало в мыслях преследуемых страх и смятение, что позволяло слегка увлажнить глотку, но ещё не могло утолить постоянную жажду Хозяина.

Маруся волокла Генку через лес, покинув дорогу, пояснив – так, мол, короче. Он согласился, хотя больная нога всё время за что-то цеплялась и ужасно мешала. В итоге он запнулся и плюхнулся на задницу. Влекомая им Маруся не устояла и села на колени, дёрнулась, пытаясь встать. Но ноги скользнули по траве, увлекая её за собой. Теперь на его коленях лежала голова девушки. При других обстоятельствах ситуация могла показаться пикантной, но оба приняли падение как должное, подаренный им перекур. Сигареты кончились, Генка забыл даже – когда. Но впридачу к остальному у участкового нашлась пачка «Беломора». Они вдохнули в лёгкие крепкую смолу, и Генка вслух заметил, что энергично закусанный чинарик придаёт Марусе сходство с бандиткой.

– На себя посмотри, – она добродушно огрызнулась.

Кроны шуршали над головами беспрерывными водопадами, преклоняли колени травы.

– До дождя не успеем? – поинтересовался у Маруси.

– Тебе не без разницы?

– Как-то неохота мокрому помирать. Всегда планировал более комфортабельный уход.

– Например?

– Ну… там, в кремлевской стене или что-то в этом роде.

Девушка улыбнулась:

– Может так и будет? Что, мы не продержимся ещё парочку километров?

– Хорошо бы, – выдохнул Генка. – Представь себе: Красная площадь, гроб, утопающий в цветах. Отличившиеся доблестью офицеры несут на бархатных подушках награды. И ты – в чёрной вуали. Безутешно рыдающая вдова.

Но на этот раз Маруся не засмеялась, судорожно смяла папиросу:

– Знаешь, а Спортсмен меня замуж звал.

– Правда? Так же мрачно?

– Прямо перед пасекой. Потом бандиты, ну и всё такое… Чёрт! Жутко, да? – резко прижалась, обхватила сильно. – Ты не вздумай умирать, ладно? Пожалей меня. Я ведь вся… понимаешь? Нет у меня ничего. Ружьё пропало, деньги – к чёрту, теперь ещё мотоцикл. У меня только ты…

– Я люблю тебя, – признался Молчун, сам удивившись откровенности. Хотел сказать что-то ещё, но не смог. Прижал её, нашёл губы. Поцелуй рождался из глубины, распирал грудь и слезами умывал горло. Он любил её, любит. И тем более несправедливо то, что должно произойти. Именно теперь, когда впервые ощутил полноту чувств. Они целовались и плакали, прижимаясь, в надежде слиться в целое, соединиться, не расставаться никогда. Невозможность подобного влекла и опустошала. Пустота наполнялась счастьем, восхитительным мигом краткого воссоединения.

В трехстах метрах экскаватор взревел от боли, хлебнув с избытком яда их чувств.

– Мы умрём? – наконец спросила она. – Ведь не сможем далеко уйти. Ну, санаторий. А дальше?

– Я не могу, – напомнил Гена. – Из-за моей проклятой ноги.

– И того подонка!

– Он ни при чём, Марусь. Никто не виноват. Так и должно было случиться.

– Что ты говоришь?!

– Кто заставлял нас ждать до последнего? Кто научил убивать их? И то, что мы живы – не наша заслуга.

– Не понимаю, – но она знала, и Генка читал это в милых глазах.

– Представь. Командир не вернулся. Сгорел. Утонул. Умер от голода. Костенко не узнал, что произошло, не нанял бы нас. Что бы случилось?

– Все были бы живы.

– И через пару дней сгорели бы от радиации или перестреляли друг друга. Что произошло с городом?

– Но тогда Толик и… Сашка не превратились бы…

– Лисица укусила бы кого-нибудь. Отравленная ворона спикировала бы на темечко. Оно бы жило. Выдумывало. И затем получило бы всё, что хотело.

– Сейчас что, по-твоему, лучше?

– Намного. У него не осталось слуг. Неуклюжая машина и всё!

– Вот-вот. И когда она попадёт в город…

– Нет. Не дойдёт. Мы ещё живы. И нам нечего терять.

– Опять старая песня про бластер и машину времени? Как с этим можно бороться? – Маруся возмутилась и даже вскочила на ноги.

Молчун смотрел на неё снизу вверх, понимая – ею движет не страх, не испуг, а забота. Так жена, прогуливаясь с мужем под ручку, при виде драки подростков, хватает его за рукав, приговаривая: «Не лезь не в своё дело!»

– До сих пор как-то боролись, – напомнил он. – Мы противовес. Мы – щит. Иначе, ты сама поняла – экскаватор войдёт в город, подберёт трупы и налепит новых слуг.

– Но как? Ты что, будешь стрелять в него из пистолета?

– Кстати, – Генка вынул оружие и протянул ей. – Забери. Тебе нужнее. Пойми. Командир выжил как-то, хотя должен был скопытиться давным-давно. Я нашёл мёртвого радиста, хотя мог бы пройти мимо, не заметив. Так? Мы взрывали, жгли, рубили, убегали, тонули. Помнишь – лодку? Нами давно управляют так же, как ПБО играет со своими возможностями. Что это – я не знаю? Бог? Шорский фольклорный дух? Белая борода? Или весёлые братки из космоса с транзисторными рожками и свиными рыльцами? Кто бы это ни был – они добрые. Они при помощи нас спасают планету, возможно – себя, если мои выдумки не беспочвенны. Но на этом доброта кончается. Им тридцать раз плевать, что я хочу жить, провести с тобой тысячу и одну ночь. И выбора быть не может. Если это что-то захочет сохранить нас, так и поступит. Если нет – встретимся в следующей жизни. Но они так же понимают, что должны дать оружие. Иначе как сражаться? Возможно, я застрелю экскаватор из палки. Или набью ему морду. Неважно. Просто когда наступит необходимость действовать, я пойму что делать.