Георгий Старков - Страшная история [сборник]

— Подумай, тебе не повредит. Воля твоя. Но если откажешься, я вынужден буду вернуть тебя в твою могилу, а уж чем ты там займёшься — дело твоё. А если проявишь благоразумие и согласишься, то тебе же будет лучше. Я могу кое-что для тебя сделать…

Последние слова незнакомца он не слышал. Уже первые слова ударили стальным молотом, расплющили разум в лепёшку и взорвали на мельчайшие осколки, которые исчезли во мгле. Вернуться в гроб?.. Снова в бессильной ярости стучать по глухонемой крышке? Только на этот раз спасителя не будет, и он медленно умрёт в деревянной коробке. Человек, который сейчас стоял перед ним, мог вернуть его туда. Он знал это.

— Я могу оживить тебя по-настоящему.

Что?

— Я могу оживить тебя по-настоящему.

Как?

— Это не твоё дело. Но ты сможешь жить дальше, будто ничего не случилось.

Надежда вспыхнула, как ярко освещённая дверь в полной темноте. Он сможет вернуть всё обратно, всё, что потерял… И для этого всего лишь нужно воздать убийце. Восстановить справедливость.

Выбор был простой — слишком простой. У него было две пути — вверх, к жизни, или же вниз, в холодную могилу.

Я согласен.

— Хорошо, — голос потеплел. — Помни, что тебе нужно справиться быстро, пока у тебя остаются силы.

Незнакомец кратко сообщил ему, где живёт водитель «Чайки». Улица Калинина, дом три. Места были знакомые. В детстве он часто бывал на этой улице, воровал огурцы в расположенных там теплицах.

Кроме адреса незнакомец дал ему ещё кое-что.

Он опустил взгляд и посмотрел на хоккейную маску, которую держал в руках. Человек вручил её ему в последнюю минуту. Он знал эту маску, она когда-то висела над его кроватью, как почётная реликвия. Знак вратаря хоккейной команды школы. С тех пор много лет прошло, и теперь он, наверное, не смог бы даже попасть клюшкой по шайбе. И маска давным-давно где-то затерялась, он о ней забыл…

И вот она вернулась к нему вновь на ночном пустынном кладбище. Чтобы помочь ему сыграть самую важную игру.

Он приложил маску к лицу. Железо не показалось ему холодным, так как температура его тела была немногим выше. Несколько минут он пытался негнущимися пальцами затянуть на затылке ремень. Наконец, это ему удалось, и через прорези маски взглянули неподвижные водянистые глаза.

Он не сразу направился к нужному месту. Ему нужно было сначала увидеть свой дом, свою мать. Он не знал, почему это так необходимо, и не знал, одобрит ли затею незнакомец из кладбища. Но ему было всё равно.

Лес, обступивший дом с востока, был одновременно ему знаком и незнаком. Знаком, потому что в детстве он часто бегал среди здешних деревьев, играя с друзьями в войнушку. Незнаком, потому что в последний раз он это делал лет восемнадцать тому назад. С тех пор здесь многое изменилось, но кое-что оставалось прежним. Например, этот искривленный дуб, у подножия которого он не раз прятался во время «битв». Или вот небольшой холмик, поросший мхом, за которым можно было устраивать хорошую засаду. Он удивился, почему ни разу не прогулялся по этим местам во время визитов к маме. В следующий раз, если этот самый «раз» будет, он обязательно пройдётся по лесу, потрогает старые корявые стволы. Но обязательно днём, когда лес будет не таким тихим и зловещим.

А вот его родной домик, выцветший за прошедшие годы, но всё ещё держащийся молодцом. Он едва не прошёл через ограду, как делал каждый раз, когда сюда приезжал, но вовремя вспомнил, кто он сейчас, и скрылся в тени дерева у опушки. Не хватало ещё, чтобы мать его увидела. Своего сына, которого похоронила пару дней назад, сына, который стремительно сгнивал и прятал свой нелицеприятный облик за железной маской.

Она там. Наверное, спит. А может, просто лежит и думает о нём. Может, она плачет. И никогда не получит чёртов пылесос в подарочной упаковке. А он не может пройти оставшиеся десять метров и заключить её в объятия.

Он поднял глаза к окну спальни. Чёрные окна, внутри нет света. Хотя было бы странно, если свет горел.

Он выждал минуту в надежде, что окна откроются, и он сможет увидеть свою мать. Но этого не произошло. Он бы заплакал, если мог. Но слёзные железы не сжались, чтобы выдавить хотя бы капельку влаги.

Он не заслужил такого к себе отношения. Всю свою сознательную жизнь он пытался быть нравственным. Если нарушал их, то только сдуру или по неведению. Никому не желал зла. Лелеял наивную, но искреннюю мечту о всеобщем счастье на земле. И вот что получил в итоге.

Это было неправильно. С ним не имели права так поступить и лишить его хотя бы этой последней встречи.

Живой мертвец повернулся и исчез в серебристой темноте, окутавшей лес. Через минуту после его ухода на окне второго этажа скрипнули открываемые ставни.

Роме приснился кошмар. Уже третью ночь подряд, начиная с того дня, когда папа пришёл с работы очень поздно и с белой повязкой на голове. С того дня всё изменилось. Мама стала плакать очень часто — по два-три раза за день. Рома не видел каких-либо причин для этого — разве что папа заболел. Рома не знал, болен он или нет, но папа сказал ему, что повязку ему сделали врачи, а Рома знал: если человек ходит к врачам, то у него что-то болит. Из-за этого мама и могла плакать. Но если ей жаль папу, то почему они стали ссориться каждый день? Рома не понимал. Он спросил у мамы, но она ему не ответила, а начала плакать в очередной раз. Больше Рома не спрашивал. Он не хотел, чтобы мама плакала.

Эти кошмары. Они были серые и бесформенные, как паутина на бабушкином чердаке. Рома проснулся в холодном поту, но не закричал, как было вчера. Страшные видения тут же начали меркнуть и стираться из его памяти. Через полминуты Рома уже не мог сказать, что же ему такое приснилось. Страх исчез вместе с воспоминаниями о плохом сне. Чувствовал он только одно — нестерпимое желание сходить в туалет. Рома подумал, что если бы он проснулся чуть позже, то обязательно обмочился бы в постель, как маленький. Он был рад, что проснулся вовремя.

Рома откинул одеяло, поставил ступни на пол и пошарил руками под кроватью. Горшок находился здесь, покрытый пылью: Рома редко справлял нужду по ночам и втайне этим гордился. Это была ещё одна ступень, приближающая его к взрослым, ведь ему всё-таки было уже семь лет. Но теперь горшок был ему нужен, и срочно.

Спуская штанишки с изображёнными на них весёлыми мышатами, Рома прошлёпал к окну. Здесь на полу сверкал лунный зайчик, и было меньше шансов попасть струёй мимо горшка. Если он сделает это на пол, то потом придётся вытирать тряпкой, чтобы мама не наругала утром. Поэтому Рома целился тщательно. Закончив дела, он подтянул штанишки и положил горшок у окна. Утром он выльет его, куда надо. Раньше это вместо него делала мама, но теперь он может и сам.