Георгий Старков - Сказка об уроде [сборник]

— Ну? — спросила Вероника. — Что надумали?

— Поиграем в карты, — хихикнула Янка.

Вероника только сейчас заметила, что она тасует колоду карт с красными рубашками.

— И? Это вся ваша гениальная идея? — она сделала глоток пива. Горький напиток после всего выпитого казался почти безвкусным, как вода.

— На раздевание, — торжественно добавил Костя. — Там-тара-рам!

Вероника рассмеялась:

— Вы шутите.

— Да нет, — возразила Нина, — почему же? Это весело, я играла раньше.

— Но если ты не хочешь присоединиться… — торопливо сказал Виталик.

Назар выхватил из газетного кулька горсть семечек и отправил их в рот, не счищая от кожуры, и невинно добавил:

— … можешь просто посидеть, посмотреть.

Вероника обвела лица собравшихся взглядом, который снова начал размазываться, и смятение в её голове сменилось беспросветной тоской. Только не надо строить из себя оскорблённую невинность. Не этого ли я хотела, приезжая сюда? Да это же просто крик души: «Возьмите меня, кто-нибудь, оттрахайте хорошенько».

И да, это мне нужно.

— Что ж, — весело сказала она и ущипнула Виталика за бок. — Я в игре.

Ночь разбудила её игрой ветра на крыше дома.

Часть черепицы закрепили не очень надежно, и крыша издавала режущий слух скрежет. Вероника сонно подумала: Не может быть, над нашей квартирой есть ещё этажи . И только открыв глаза и подняв раскалывающуюся голову, она вспомнила хмельной вечер.

В комнате было темно, если не считать лунного сияния, слабо освещающего половицы. Она попыталась перекатиться вбок, чтобы встать с кровати. После того, как повернулась два раза со спины на живот, она поняла, что лежит на полу в одних трусиках. Холод успел превратить руки и ноги в нечувствительные негнущиеся палки. Должно быть, она упала с кровати по меньшей мере несколько часов назад.

Вероника встала на ноги, опираясь на изголовье кровати, и в животе у неё что-то перевернулось. Она согнулась пополам, но сумела остановить рвотные позывы. Во рту был горький привкус. Ужасно хотелось пить.

Внизу есть вода , вспомнила она и стала искать свою одежду. Джинсы и блузку она нашла на табурете. Лифчик валялся далеко на полу бесформенным комком — если бы не лунный свет, ей бы нипочём его не найти.

Виталик спал на кровати, отвернувшись к стене. Она видела его спину. Лопатки пересекал тёмный рубец, который был виден даже при скудном свете месяца. Когда он снял свою рубашку, она спросила его, откуда этот шрам. «Тяжёлое советское детство», — пьяно ухмыльнулся он, и она потеряла интерес к истории его увечья.

Она кое-как оделась и вышла в коридор. Здесь было значительно темнее. Вероника шла почти наугад — она плохо запомнила, где что находится. Один раз она сильно ударилась лбом о стену, не разглядев, что коридор поворачивает. Хорошо ещё, что язык не прикусила.

Из-за приоткрытой двери второй спальни доносился богатырский храп. Вероника не удержалась и просунула голову в щель. Это был Назар — он лежал на спине, обнимая одной рукой свернувшуюся в калачик под его боком Янку. Его грудь тяжело вздымалась и опадала, горло извергало хриплое шипение.

Преодолеть тёмную лестницу было подлинным героизмом. Дальше идти было легче — никто не позаботился выключить свет на первом этаже. Остаток пивного угара заставлял Веронику щуриться, чтобы держать зрение сфокусированным.

Бутылки с газированными напитками стояли нетронутые. Вероника жадно припала к ближайшей и одним махом почти высушила бутылку. Жажда прошла, зато тут же дала о себе знать тошнота, и она, зажав рот ладонью, бросилась на улицу и склонилась над перилами крыльца.

Когда рвота прекратилась, она присела на ступеньки. Самочувствие понемногу улучшалось. Долго сидеть было нельзя — ночью холодало по-зимнему. Но ей не хотелось возвращаться в дом; она смотрела на ночной двор и вслушивалась в поскрипывание крыши над головой.

Конец вечера Вероника запомнила смутно. Игра в карты ещё сохранилась в памяти, но дальше… Она точно знала, что Костя и Янка проигрались в пух и прах. Ей самой везло — она сняла только ботинки и носки. Потом ребятам пришла в голову «свежая идея» поиграть в бутылочку. С этого момента воспоминания превращались в кашицу. Кажется, она снова ходила в туалет, на этот раз с Ниной. Повалялась на снегу — то ли Нина её толкнула, то ли она сама упала. Бутылка чёрным горлышком указывала на неё, и Назар подползал к ней, чтобы приложиться к её губам. Она, смеясь, отнекивалась … А был ли сам поцелуй? Может, он и не состоялся?

А вот ту часть вечера, когда они с Виталиком вдвоём оказались в комнате, Вероника более-менее помнила. Она смеялась и говорила, что мечтает, чтобы ей сделали массаж стоп, как в «Криминальном чтиве». Виталик, оказывается, этот фильм не смотрел (её это удивило — она-то думала, что все от первоклашек до пенсионеров были знакомы с нетленкой Тарантино), но идею уловил. Потом она сняла его рубашку, а он стал гладить её груди сквозь блузку, и они повалились на кровать. Виталик был пьян даже сильнее неё, поэтому долгих игр не получилось — она помнила смутное разочарование, когда он слишком скоро застонал и обмяк за её спиной. К чести Вероники, она не забыла надеть на его член «Контекс», которым поделилась с ней Янка перед тем, как они разошлись по комнатам.

По крайней мере, последствий можно не бояться , меланхолично подумала она, сидя на лестнице. Я молодчина, что тут сказать.

Веселье прошло. Как всегда после шумных вечеринок — особенно с такой-то концовкой, — пришёл ноющий стыд. Вот вам и хорошая девочка, мамина гордость. Она могла убеждать себя, что это часть взросления; что не бывает в мире рафинированных «хороших» девчонок и парней; что это вообще её дело, и ничьё другое. Но от этих оправданий было только хуже.

Зачем это она это сделала?

Чтобы забыть о Максе.

Ложь. Хотя, может быть, толика правды в этом есть. Но — толика.

«Это правда. Вот и вся причина. Каждая девочка знает это, даже самая принцессистая из принцесс. Блядки как способ психотерапии. Об этом не пишут в книжках для дам, но, девочки, позвольте мне сказать — это действует. И всё. Вот это — правда».

Ложь.

Она оперлась руками о шершавую ступеньку. Но так и не встала.

В самом центре усадьбы, где вечером были пустые цветочные клумбы, за ночь выросло дерево.

Его цвет был воплощением белизны. Дерево выглядело так, будто его высекли из мрамора. Можно было бы списать это на обман зрения из-за лунного свечения, но Вероника была уверена: и при свете дерево осталось бы таким же ослепительно-белым. Даже если сегодня ночью луны не было бы, оно сияло бы во мгле, источая белый матовый свет из своей сердцевины.