Георгий Старков - Сказка об уроде [сборник]

Когда он вернулся через полчаса в квартиру вместе с Леной, девушка уже сидела в левом углу дивана — место, которое она прочно закрепила за собой, как котёнок песочницу. Пока Лена беседовала с Мари (если это можно было называть беседой), Антон отправился в кухню и снова припал к носику чайника губами. Пить хотелось до одури: горло уже через пару минут после глотка воды опять становилось сухим, как папиросная бумага. Он с упоением сделал добрую полудюжину глотков, прежде чем заметил, что вода имеет необычный привкус.

Необычный. Но до боли знакомый. В памяти проснулось воспоминание из детства — он лежит на кроватке, сраженный корью, а бабушка подносит к его лицу стакан с жёлтой настойкой из полевых трав.

Поперхнувшись, он разжал пальцы. Чайник упал на пол, и вода выплеснулась на линолеум — не прозрачная, а с отчётливым чернильным оттенком.

Антон перевёл взгляд на шкаф, где он вчера спрятал пакетик с порошком. Дверца шкафа была приоткрыта. Он хорошо помнил, что закрыл её плотно.

Он вцепился пальцами себе в горло, как будто это могло помочь изрыгнуть обратно всю гадость, которую он выпил. Но было поздно — фиолетовые грибы уже были в нём, растекались по его жилам, пленили дурманом тело и разум.

«Слишком поздно», — сказала Мари из сна.

И выжженное клеймо с неровными, красными от воспаления краями:

«ЭТА РАБЫНЯ ЯВЛЯЕТСЯ СОБСТВЕННОСТЬЮ ФОЛЭМА».

— Лена! — заорал Антон, выбегая из кухни. — Лена! Не подходи к ней, она опас…

Его крик перекрыл удивлённый женский возглас, перешедший в визг.

Он сидел посреди мерцающей дымки, подобрав ноги и обхватив их руками. Голову он положил на колени и безразлично смотрел на туман, обступивший его. Было холодно; когда он попытался оторвать друг от друга сцепленные пальцы, то обнаружил, что они окоченели. Он попытался встать, но и тут его ждал провал: тело перестало его слушаться и на все попытки шевельнуться отвечало только мелкой дрожью. Его на мгновение охватила паника — что, если контакт с телом ушёл навсегда, и он так и останется лежать в параличе, пока фиолетовая дымка будет постепенно разъедать его кожу, а потом кости? Отчаяние было таким острым, что он захрипел, насилуя застывшие воском голосовые связки, и стал биться, как попавшийся в сети окунь. В конце концов, замёрзшее тело постепенно стало возвращаться под его контроль. При малейшем движении суставы издавали хруст, будто в них кости перемалывались в порошок. Появилась колючая боль, которая заставила его заскрипеть зубами, но это было лучше, чем абсолютная нечувствительность, которая владела им минуту назад.

Наконец, он почувствовал, что может предпринять ещё одну попытку встать. На этот раз это ему удалось. Впрочем, когда он выпрямился, голова закружилась так резко, что он замахал руками, чтобы не потерять равновесия.

Антон, вспомнил он. Его зовут Антон. Вслед за именем из тьмы начали выплывать воспоминания — одно за другим, как караван, пересекающий пустыню.

Самым ярким сохранившимся в памяти образом была сцена, которую он увидел, ворвавшись в гостиную: Лена лежала на диване, на ней восседала девушка без лица и душила её. Лицо Лены было перепачкано фиолетовым порошком, она надсадно кашляла и брыкалась. Пустое место на лице Мари было гладким, лишь на лбу появились складки, выдававшие напряжение. Антон в два прыжка достиг дивана и отвесил Мари удар кулаком в правую щеку. Её голову мотнуло в сторону, но девушка без лица удержалась на Лене. Оторвав руки от её горла, она протянула их к Антону. Он хорошо запомнил её ногти, окаймлённые фиолетовыми краями. Второй удар пришёлся в челюсть Мари. Она упала на пол, как куль с мукой, и голова с глухим стуком ударилась о выступающий край дивана. В это мгновение в Антоне всколыхнулся стыд: дрался он в жизни всего несколько раз (последний случай был в ночном клубе, когда он ещё учился на первом курсе), но никогда прежде он не бил девушку, тем более в голову.

Отринув неуместные мысли, Антон наклонился над Леной и стал счищать её лицо от фиолетовой дряни: она хрипела и задыхалась, хватаясь за горло. Каждый раз, когда она выдыхала, из ноздрей текла жижа, образованная смешением слюны и порошка. Антону не нужно было гадать, что произошло: Мари подсыпала часть порошка в чайник — должно быть, за проведённое тут время поняла по звукам, что Антон частенько прикладывается к его носику. Когда он попался в эту ловушку, она вытащила из кармана брюк пакетик с остатками порошка и напала на Лену, заставляя её вдыхать отраву.

— Лена? — он провёл ладонью по её побледневшему лицу, убирая жижу. — Как ты?

Она перестала кашлять, но дыхание оставалось хриплым и тяжёлым: в трахее, должно быть, оставалось ещё много частиц порошка. Нос покраснел и расширился, на глазных яблоках выступили сетки сосудов. Лена смотрела мимо него в потолок, и грудь вздымалась и опадала очень медленно. Антона охватила жуть. Неужели она умирает?

— Ленусь? — он взял её за лицо и почти силой повернул к себе. Лена осторожно сглотнула слюну, поморщилась и выдавила из себя:

— Я же говорила, не называй меня больше так.

У Антона будто гора с плеч свалилась. Он вымученно улыбнулся и встал с колен. Нога задела руку Мари, которая валялась на полу, не подавая признаков жизни. Он опустил взгляд на неё и удивлённо замер: кожа девушки перестала быть белой и на глазах принимала синюшный оттенок, будто она прямо здесь, в квартире, принялась разлагаться. Он отскочил от неё, испугавшись, что вот-вот она схватит его за лодыжку, но Мари так и не шевельнулась. Зато пустое лицо, повернутое вбок и обрамленное растрепавшимися тёмными волосами, темнело и шло волнами, как в некачественном телевещании.

У Антона во рту стало очень сухо. Начиная от груди, по всему телу стало разливаться приятное щекочущее ощущение, такое знакомое и предвещающее погружение в кошмар.

«Она успела отравить нас. Чёртовы грибы уже в наших мозгах…».

— Лена, вставай, — сказал Антон. — Нам надо уходить…

Лена как раз приподнималась, схватившись рукой за спинку дивана. Перехватив взгляд Антона, она посмотрела на пол и как-то странно икнула. Потом кое-как встала и шагнула к нему. Он вовремя заметил, что её ноги стали подгибаться, и успел подхватить Лену. Впрочем, пол покачивался и под его собственными ступнями. А Мари всё преображалась — теперь возле дивана лежала не девушка, а нечто тёмно-фиолетовое, раздутое, в крапинках и пупырышках. Поддерживая Лену, Антон поспешил к выходу, но тут двери гостиной закрылись сами собой перед его носом, издав громкий скрип, как проржавевшие ворота. Одновременно все окна стали чёрными, словно кто-то выплеснул на них дёготь. День, который только начинался, мгновенно уступил место непроглядной ночи, в которой Антон с Леной остались вдвоём…