Рэт Уайт - 400 дней угнетения

- Пошли. Констанс покажет твою комнату. Там будет новая одежда для тебя.

Она подвела меня к входной двери, и высокая, стройная, светлокожая негритянка открыла дверь, одетая так же, как и два парня во дворе. Она была топлесс, в длинной, струящейся белой кружевной юбке и таком же черном кожаном воротнике. Груди у нее были среднего размера, как два больших яблока, чуть больше горсти, но с большими темными сосками. У нее были широкие бедра и небольшой животик, который почему-то делал ее еще сексуальнее. Просто еще один изгиб ее гибкого, чувственного тела. Ее волосы были собраны в две большие афро-косички по обе стороны головы. Ее улыбка была широкой и искренней, с безупречным рядом сверкающих белых зубов, обрамленных мягкими, пухлыми губами. Она поклонилась Госпоже Делии, которая улыбнулась и поцеловала ее в губы. Затем женщина повернулась ко мне и улыбнулась.

- Привет. Я - Констанс. Следуй за мной.

Она не стала дожидаться, пока я представлюсь, а повернулась и пошла прочь, обнажив тугую и мускулистую, но все еще удивительно сладострастную попку, которая покачивалась высоко на ее спине, заставляя меня стыдиться. Наверное, она уже знала, кто я такая и почему я здесь. Я посмотрела на Госпожу Делию, которая кивнула и жестом пригласила меня следовать за Констанс. Меня провели в маленькую, скудную комнату с двумя двухъярусными кроватями, двумя комодами и одним шкафом. Там была смежная ванная комната, но мало что еще мешало уединению.

- Сколько человек здесь живет? - спросила я.

Констанc пожала плечами.

- Зависит от выходных. Я единственная, кто остается здесь постоянно. Все остальные - туристы.

«Турист» был термином БДСМ для тех, кто был менее хардкорным, кто играл время от времени, но не вел этот образ жизни двадцать-четыре-часа-семь-дней-в-неделю. Большинство людей, которых я знала, включая меня до начала игры, соответствовало бы этому определению. Я всегда ставила под сомнение мудрость и часто здравомыслие людей, у которых не было четкой грани между реальностью и ролевыми играми БДСМ-фантазий, но теперь я была одной из них.

- В некоторые выходные у нас бывает аншлаг. Мужские комнаты вмещают около пяти человек, и они могут вместить пять или шесть здесь, если мы удвоимся. Есть те, кто приходит только на день. Время от времени у нас появляется кто-то, кто остается на целую неделю или две, а иногда и месяц или больше. Это, как правило, действительно богатые люди, европейцы на отдыхе, японские бизнесмены и случайные скучающие миллионеры, которые хотят немного пошалить. У нас здесь также много пар.

- Значит, это не просто виноградник? Она как бы превратила это в маленький рабский бизнес? Убежище для покорных?

Констанc кивнула.

- И доминантов. Если они платят достаточно. Но не волнуйся. Все, что здесь происходит, безопасно, разумно и по обоюдному согласию. Даже если клиент платит, это не гарантирует ему или ей, что можно играть с кем угодно. “Нижние” все еще выбирают, с кем они хотят пойти. Иногда люди приходят сюда, и все, что им нужно сделать, это посмотреть, но они продолжают возвращаться.

Я попыталась представить, что кто-то платит сотни? Тысячи? Чтобы воплотить в жизнь свою мечту о доминировании над добровольным рабом, только чтобы быть отвергнутым каждым подчиненным в этом доме. Я была бы в ярости. Но я никогда не любила зрелищные виды спорта. Мне всегда нужно было быть в действии. Это было лучшее в покорности. Истинная сила, в конечном счете, находилась в руках “нижних”, как бы сверху , как говорится. Доминант не мог делать ничего, чего не хотел или не позволял раб. И, как правило, хороший доминант делал все, что хотел pаб, исполнял все желания. Если они были совместимы, их фантазии и желания совпадали. Когда они не совпадали, всегда было стоп-слово, чтобы прервать игру. Я задавалась вопросом, получу ли я стоп-слово, кроме того, которое дал мне Кеньятта.

Я сняла свои простые тряпки, и Констанc передала мне мою новую «униформу»: пару черных латексных чулок, стринги из красной кожи, черный, кожаный корсет, с открытой чашкой под грудью, который поднимал мою грудь до ключиц. Она дала мне один из толстых черных воротничков, которые, казалось, носили все, кого я видела, и длинную прозрачную белую юбку, похожую на ту, что носила Констанc. Интересно, была ли она так же одета под своей юбкой?

Констанc встала, чтобы помочь мне надеть мою новую одежду, применяя огромное количество талька, чтобы латекс не прилипал к моей коже. После того, как я сжалась, заправилась и растянулась, я должна была признать, что чувствовала себя более сексуально, чем в течение последниx нескольких месяцев. Моя грудь была приподнята, задница вытянута, и талия сжалась. Все, что мне теперь нужно было, это кто-то, чтобы восхищаться всем этим. И снова мой разум переместился к Кеньятте, гадая, думает ли он обо мне и что бы он подумал обо мне в моем новом наряде. Я почувствовал острую боль в глубине души, боль в сердце. Я так по нему скучала, что было больно думать о нем, и поэтому я решила выкинуть Кеньятту из головы, пока я была гостем в доме Госпожи Делии.

Констанc окинула меня оценивающим взглядом с головы до ног, оглядывая с неприкрытым восхищением, озорной улыбкой на лице и непристойным блеском в глазах.

- Ты прекрасно выглядишь. Действительно, Наташа. Правда. Я бы сама тебя трахнула, если бы у меня был член.

Я покраснела, как невинная школьница, и издала смущенный пронзительный смешок, который заставил меня почувствовать себя подавленной собственной глупостью.

- Спасибо, - пробормотала я.

Констанc улыбнулась, хлопнула в ладоши и потерла их вместе, затем указала на дверь.

- Время идти на работу.

Я посмотрела на свой наряд.

- Что я должна делать?

- Ты сегодня работаешь со мной на кухне. Не привыкай к этому. Завтра ты выйдешь в поле.

Это был странный наряд для работы на кухне, но не более, чем Кеньятта, настаивающий на том, чтобы я вытирала пол обнаженной. Несмотря на историческую достоверность, на которой настаивал Кеньятта, существовала дополнительная доза его собственного извращения и фетишизма. Я должна была поверить, что даже его решение продать меня Делии было еще одним аспектом его собственного фетиша. Идея отдать меня под милость Делии была для него возбудителем, расширением его контроля. Как рабыня, которой я должна была быть, я была его собственностью, которую можно покупать и продавать. Если он не использовал эту силу, она была потрачена впустую, просто гипотетически. Чтобы это было правдой, чтобы весь этот эксперимент был чем-то большим, чем другая извращенная секс-игра, Кеньятте пришлось продать меня. Я должна была быть чужой рабыней. Я понимала это разумом, хотя это разбивало мне сердце.