Станислав Романов - Самая страшная книга 2020 [антология, litres]

– Представляешь, сегодня на кладбище встретила совершенно гамлетовских могильщиков, – поделилась Алина, сделав глоток вина.

– Ты была на кладбище? – Сергей, как и сама Алина, рассчитывал, что возвращение к работе хоть немного отвлечет ее от траура по сыну.

– Даже голос покойника слышала, – Алина уловила нотку недовольства в голосе друга и повернула все так, будто на кладбище она ходила не к Сашке, а чтобы выяснить детали, связанные со странным самоубийством.

– Интересно, – заключил Сергей, выслушав ее рассказ. – Знаешь, когда я еще всерьез размышлял о карьере ученого, собирал материал для кандидатской по городскому погребальному фольклору. Все это, конечно, бред и суеверия, но если принять во внимание убежденность наших предков, что покойник не войдет в дом к живым, если его не пригласят, то в истории появляется смысл. Раньше, когда люди жили в отдельных домах, попроситься внутрь было несложно. Помнишь, у Пушкина в «Утопленнике»?

– Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца?

– Почти, только чуть дальше, – Сергей улыбнулся и на разные голоса продекламировал: – «Кто там?» – «Эй, впусти, хозяин!» – «Ну, какая там беда? Что ты ночью бродишь, Каин? Черт занес тебя сюда. Где возиться мне с тобою? Дома тесно и темно».

– И ленивою рукою подымает он окно.

– Точно. И ничем хорошим для хозяина это не кончилось. С многоквартирными домами все иначе: покойник может сколько угодно торчать у подъездной двери – жильцы в квартирах о его приходе не узнают, и пригласить, соответственно, не смогут. Если, конечно, в подъезде не установлен домофон. Теперь, услышав знакомый голос, жильцы «на автомате» могут нажать кнопку «Впустить». Некоторые и вовсе открывают, не вникая, кто пришел, что тоже равносильно приглашению.

– То есть в домофоне реально можно услышать умершего родственника?

– Эй, мы же сейчас не всерьез это обсуждаем.

– Да-да, конечно. Просто интересно, вот эти мертвецы из фольклора – это действительно умершие родные и близкие? И если так, почему от них столько вреда живым?

– Ну, тут сложно что-то утверждать с определенностью. Очевидно, что-то, какие-то аспекты личности – память, опыт – у гостей с того света сохраняются. Однако это все-таки уже сущности из иного мира, преследующие собственные цели. Вспомни того же «Гамлета». Призрак отца вроде возвращается с сыном поболтать и восстановить справедливость, а в итоге в Эльсиноре ни одной живой души не остается. Мой научный руководитель в эту тему глубоко погружался. Даже чересчур, – Сергей недвусмысленно покрутил пальцем у виска. – Погоди, у меня где-то его книжка была. Правда, это больше эзотерика, чем наука… Сейчас поищу.

Сергей скрылся в своем кабинете. Спустя пару минут оттуда донеслось:

– Вот, нашел. Слушай. «…Суммируя представления, изложенные в сакральных текстах различных народов, можно прийти к выводу, что так называемый загробный мир являет собой иной план реальности, и призраки умерших – суть проекция этого плана на наш мир. Пользуясь накопленными в течение жизни знаниями, призраки производят впечатление отдельных личностей, хотя, по сути, представляют собой фрагменты коллективного сознания, цель которого – расширение за счет новых смертей».

Окончание фразы совпало с хлопком входной двери. Выглянув из кабинета, Сергей увидел, что Алина ушла.

Такси получилось поймать почти сразу. Услышав, что ехать надо на Автозавод, водитель заломил двойную цену. Алина согласилась, не торгуясь.

В дороге зазвонил телефон. Алина взглянула на экран мобильного – вызов был от Сергея. Водитель понимающе приглушил радио, и ей не оставалось ничего иного, как ответить.

– Сережа, прошу, не перебивай меня и не пытайся остановить. Пусть это глупо, пусть звучит как бред, но вдруг твой профессор прав? Что, если за моим вчерашним самоубийцей действительно приходил его покойный отец? Понимаешь, это же шанс! Пусть призрачный, пусть даже тень шанса, но, если возможность снова услышать Сашку все-таки есть, я не могу ее упустить. Чего бы мне это ни стоило, – выпалив все это, Алина нажала «отбой» и сунула телефон поглубже в сумку.

Сергей понял, что перезванивать бесполезно. Запнувшись о брошенную на пол книгу, он присел на корточки и уставился на раскрытые страницы. «Общим местом большинства эсхатологических мифов является тема посмертных мучений, которые душе умершего необходимо испытать прежде, чем влиться в Царство мертвых, – смысл прочитанного ускользал, и Сергею пришлось напрячься, чтобы вникнуть в наукообразный текст. – Исключение составляют лишь те, кто умирает как мученик. Невыносимые страдания и боль в момент смерти, как считается, избавляют душу покойного от необходимости проходить дополнительные испытания. Это, в некоторой степени, объясняет избыточный уровень аутоагрессии у людей, вступивших в контакт с представителями загробного плана».

Автор книги, определенно, безумен. Но если он хоть в чем-то прав… Сергей быстро-быстро застучал пальцами по экрану смартфона, набирая эсэмэс.

«Все понимаю. Будь осторожна. Если услышишь что-то такое – дверь ни в коем случае не открывай! Утром тебя заберу».

Почти час Сергей гипнотизировал телефон в ожидании, что статус его эсэмэски изменится с «Доставлено» на «Прочитано». Наконец не выдержал, оделся и вышел к машине.

Добравшись домой, Алина застыла, не в силах заставить себя перешагнуть порог квартиры. Потом она все же сделала над собой усилие, повернула ключ в замке и зашла внутрь.

Первый звонок домофона раздался через полчаса. Алина, все это время караулившая в прихожей, с тревогой и надеждой взяла трубку… Ложная тревога. Подгулявшая компания искала «Павлика из сорок пятой».

– Сорок пятая в третьем подъезде, – крикнула Алина и водрузила трубку на место.

Через час домофон зазвонил снова. Алина поднесла трубку к уху.

– Мам, это я. Я пришел.

Сердце ее сжалось. Это был Сашка, ее сын. Алина старалась не дышать, чтобы не спугнуть посетившее ее чудо.

– Мам, ну чего ты молчишь? Ты что, меня не узнала? Впусти, здесь страшно, я домой хочу. Я к тебе хочу, мамочка!

По щекам Алины катились слезы.

– Ты что, не веришь, что это я? Ну, спроси меня о том, что только я могу знать. Сказать, кто горшок с геранью разбил? А?

«Господи, а что, если на улице и впрямь мой ребенок, живой, замерзший, испуганный? Может, не было никакой болезни, никаких похорон, может, они мне приснились?»

– Мам, если ты сейчас не откроешь, я уйду. Навсегда! Считаю до трех. Раз. Два. Три. – Щелчок в трубке означал, что кнопку вызова на улице отпустили.

Следующие полчаса прошли в тишине, прерываемой лишь всхлипываниями Алины.

Наконец домофон зазвонил снова. Опять голос сына. Но уже какой-то другой – злой, звенящий: