Кристина Генри - Алиса

Гусеница отвесил ей небольшой поклон, и его глаза заблестели.

– Рыбак рыбака видит издалека, верно?

Да уж, осознать, что Тесак был прав, именно сейчас и в таком месте – нарочно не придумаешь. И все же это случилось здесь, в этой обители кошмаров, лицом к лицу с мерзким оскаленным чудищем.

Алиса наконец признала правду. Она волшебница. Наверное, впору было поразиться чуду, восторгаться или, на худой конец, удивиться, но эта мысль уже давно зрела в подсознании с самого первого знака. Волшебница, вот почему Бесс считала, что они с Тесаком должны разыскать и одолеть Бармаглота, потому что больше никто не мог этого сделать.

«Вот только это не совсем верно. Оказалось, что она не единственная волшебница, значит дело не в способности, а в желании».

Пусть Алиса и волшебница, но она не умела управлять своей силой, так что толку от этого никакого. Гусеница с Чеширским использовали магию исключительно в своих целях. А Нелл со слезами на глазах мечтала о возвращении волшебников, будто оно принесет конец тьме и страданиям. Бедняжка не ведала – да и никто не знал – что некоторые волшебники никуда не делись, и эта тьма и страдания как раз из-за них.

Алиса понятия не имела, догадывается ли Гусеница по лицу, или напрямую читает мысли с помощью магии, поэтому попыталась успокоиться, отрешившись от всех навязчивых раздумий. Она представила ярко-синее небо в летний день и плывущие по нему облака, а потом укрыла этими облаками свои мысли.

Гусеница пристально ее разглядывал, и наконец кивнул:

– Очень хорошо, Алиса.

Алиса нахмурилась. Ей не нужно было его одобрение.

Гусеница засмеялся.

– Я в курсе, что ты не нуждаешься в моем одобрении. У тебя эта мысль прямо вылетела как стрела.

– Значит, вы все-таки не все мои мысли читаете.

– Только те, что касаются меня, – пояснил Гусеница. – Даже те, что хочешь скрыть, от этого они только ярче сияют.

Он указал на русалку.

– Эта постоянно желает моей смерти. Когда с ней развлекаются мои друзья, она представляет, как выпотрошит меня одним из множества этих клинков, как медленно будет вспарывать мне живот, как я стану визжать и молить о пощаде, когда она оттяпает мне член или пронзит мечом от задницы до самого горла.

Алиса содрогнулась. Она разделяла ярость русалки, считая, что все это заслуженная кара, но даже просто представить такое было жутко.

– Да, ужасно, – согласился Гусеница и показал на «бабочку». – Эта тоже мечтает лишь о смерти, только о своей. Все надеется, что я наконец сломаю ей шею, как сломал ноги. Но знаете, так же не получится. Ноги-то я дробил молотками, а шею ими ломать совсем неудобно, гораздо проще по-быстрому свернуть.

– И что вас останавливает? – спросила Алиса, пытаясь не думать о том, что он мог бы прочитать.

Воображаемые облака сгустились в плотные грозовые тучи, укрыв мысли серой пеленой.

– Есть у меня клиенты, которым нравится, когда девушка беспомощна и не может убежать, – пояснил Гусеница. – Вообще-то от меня ни одна не сбежит, но я стараюсь держать товар на любой вкус. В конце концов, мне щедро приплатили за то, чтобы я ее искалечил.

Он нахмурился, так что меж бровей пролегла складка.

– А у тебя неплохо получается. Зря рассказал, как мне это удается. Теперь ни единой мысли не читается. А у этого… – он показал на Тесака пальцем. – У него в голове как на центральной площади Нового города в День дарения – шум-гам, гирлянды, все снуют туда-сюда. Стою с ним рядом, и уже голова идет кругом.

День дарения. Алиса вспомнила, как ходила с матерью на площадь, чтобы получить подарок от глав города. Все были в самых лучших нарядах, а еще там раздавали сладости, устраивали фейерверки и представления фокусников. За примерное поведение всех детей Нового города награждали маленькой коробочкой в обертке.

Внутри неизменно оказывалась серебряная монетка с вытисненным годом и его символом, который выбирали главы города. На одной монете был волк, на другой – дерево, на третьей – медведь. Все символы означали курс развития, выбранный городом в том году, хотя Алиса никогда толком этого не понимала.

Сейчас, вспоминая об этом, она старалась прикрывать мысли облаками, чтобы Гусеница не смог ничего прочитать. Чеширский, наверное, не был столь искусен в этом деле, иначе еще когда Алиса сидела у него в гостиной, вцепился бы в обрывки воспоминаний о выколотом глазе.

– Меня ваш бизнес не интересует, – сказала Алиса с подчеркнутым отвращением.

Хватит уже, наслушалась разглагольствований этих мерзавцев. Скорее бы узнать про клинок, да уходить отсюда.

– То, что мы ищем, находится у вас?

Гусеница подошел к витрине с «бабочкой» и задумчиво провел пальцами по стеклу.

– Ах, если бы… Впрочем, отчасти я даже рад, что он не у меня, потому что тот не будет здесь рыскать.

– Ну так знаете, где он, или нет? – хрипло спросил Тесак с напряженным лицом.

Алиса встревожилась. Неужели за него взялся Бармаглот? Не хватало только, чтобы сейчас с ним случился припадок. От Гусеницы она, может, и отобьется, но вот если он позовет на помощь Теобальда…

Она взглянула на девушек. Она бы скорее пырнула себя ножом, откусила себе язык, решилась на что угодно, лишь бы не стать очередной забавой в аквариуме Гусеницы, который потом наверняка поменял бы ее у Кролика на кого-нибудь «поинтересней».

Гусеница продолжал поглаживать пальцами стекло, разглядывая сломленную девушку.

– Раз уж вам так втемяшилось разыскать этот нож, владелец у него может быть только один.

Теперь ей стало очевидно, что к этому все и шло, эта встреча была неизбежна, иначе ей никогда не обрести свободу.

– Кролик, – заключила Алиса.

Гусеница кивнул.

– Как бы я хотел увидеть его лицо при вашей встрече.

– Вы-то тут причем, – сказала Алиса. – Вам-то что за дело?

– К норе Кролика быстрее всего добраться подземными ходами, – сообщил Гусеница. – Мои ходы приведут вас туда. Как приятно тебе будет повидаться со своей подружкой Дор, правда?

«Дор? Живая?» Алиса вдруг поняла, ей никогда не приходило в голову, что Дор может быть жива. Здесь в памяти был пробел – сначала Дор была на чаепитии, потом пропала. Но если она осталась в живых, это могло означать лишь одно: ее участь оказалась хуже смерти.

– Да, малышка Дор, – повторил Гусеница. – Надеюсь, теперь ты ее простишь. Она собиралась тебя бросить, забрав деньги, а вышло наоборот – ты оставила Кролика без глаза, а сама сбежала. Теперь она снует туда-сюда, словно мышка, у Кролика на побегушках.

(«Деньги, переходящие из рук в руки, чья-то широкая ладонь наполняла золотом другую, поменьше»). Это уже чересчур! Особенно после того, как Алиса убедилась в своей волшебной силе, и поняла, что встречи с Кроликом не избежать. Только представить себе, что шестнадцатилетняя Дор пыталась продать ее чудовищу! Дор, которую она считала своей лучшей подругой, которую любила с детства! В облаках образовался просвет, и Гусеница довольно улыбнулся: