Стивен Кинг - Кристина

Следующее пятничное собрание – 22 сентября – отменили. Никто из игроков не возражал: выходить к сцене под танцы и прыжки двенадцати болельщиц всем изрядно надоело. Однако это был дурной знак. Вечером тренер Паффер установил в спортивном зале кинопроектор, и мы два часа подряд смотрели видео с двух последних игр, в подробностях вспоминая все свои промашки и унижения. Видимо, предполагалось, что это нас встряхнет, но я только упал духом.

Ночью перед второй игрой на домашнем поле мне приснился странный сон. Не кошмар в прямом смысле слова – весь дом я своими криками не перебудил, – но все равно… осадок остался. Мы играли с «Драконами Филадельфия-Сити», дул сильный ветер. Крики толпы, искаженный голос Чабби Маккарти из громкоговорителя, объявляющий ярды и тачдауны… Я даже слышал, как ударяются друг о друга тела игроков. Из-за постоянного ветра все звуки казались какими-то странными, потусторонними.

Лица на трибунах были желтоватые, с резкими тенями в складках, точно китайские маски. Болельщицы двигались рывками, как куклы. Небо затянуло серыми тучами. «Драконы» имели нас по полной программе. Тренер Паффер орал как оголтелый, но никто его не слышал. Мяч все время был у противника; лицо Ленни Баронга то и дело искажала мучительная гримаса, словно он играл через страшную боль – уголки его рта, дрожа, оттягивались вниз, как у театральной маски трагедии.

Меня сшибали с ног и топтали. Я лежал на игровом поле, корчась от боли и пытаясь перевести дух. Подняв взгляд, я увидел посреди легкоатлетического стадиона за зрительскими трибунами Кристину. Она опять была новенькая и блестящая, словно только час назад покинула автосалон.

На крыше, скрестив ноги, как Будда, сидел Арни. Он смотрел на меня без всякого выражения и что-то кричал, но сквозь ветер слов было почти не различить. Кажется, он меня утешал: «Не волнуйся, Деннис. Мы все устроим. Не волнуйся, все хорошо!»

«Устроим что? – гадал я, лежа на поле (во сне оно было покрыто искусственной травой «Астро-турф») и чувствуя, как растекаются мои яйца. – Что устроим-то? Что?!»

Нет ответа. Только зловещий блеск желтых фар Кристины и безмятежно сидящий на ее крыше Арни. И ветер, ни на секунду не стихающий сильный ветер.

На следующий день мы вышли на поле и снова бились за честь средней школы Либертивилля. Получилось не так плохо, как в моем сне, – в ту субботу никто не пострадал, и на короткий миг в третьей четверти мы даже подумали, что у нас есть шанс на победу, – но потом филадельфийским «Драконам» удалось провести две длинные передачи (когда удача от тебя отворачивается, все идет наперекосяк), и мы снова проиграли.

После игры тренер Паффер молча сидел на скамейке, ни на кого не глядя. Нам предстояло еще одиннадцать игр, но его это уже не волновало.

Точно помню, что все завертелось на следующей неделе после нашего поражения «Драконам», в четверг, 26 сентября.

У нас с Арни было три занятия вместе, одно из них – «Темы в американской истории», спецкурс, четвертый урок. Первые девять недель его вел мистер Томпсон, завуч. Все это время мы проходили тему «Двухсотлетний экономический бум». Арни называл эти уроки «буль-буль-уроками», потому что после четвертого урока у нас обеденный перерыв и желудки у всех булькают и ворчат от голода.

В тот день, когда урок закончился, к Арни подошла девушка. Она спросила, есть ли у него домашка по английскому. Он кивнул и осторожно выудил листок из тетради. Все это время девушка не сводила с него серьезного взгляда синих глаз. Волосы у нее были темно-русые, цвета свежего меда – не того очищенного, что продается в банках, а настоящего, только-только из сот, – стянутые синей лентой под цвет глаз. От такой красоты желудок у меня радостно затрепыхался. Пока она переписывала домашнее задание, Арни внимательно за ней наблюдал.

Конечно, я не впервые видел Ли Кэбот: ее семья переехала в Либертивилль из Массачусетса три недели назад. Кто-то мне рассказывал, что отец у нее работает в «3-M», компании, производящей липкую ленту.

И я далеко не в первый раз обратил на нее внимание, потому что Ли Кэбот была, откровенно говоря, очень красивой девушкой. Я заметил, что писатели всегда стараются придумать своим героиням какой-нибудь мелкий изъян – наверное, думают, что безупречная красота слишком банальна или неправдоподобна. У красивой девушки в книге обязательно будет или чересчур длинная нижняя губа, или острый нос, или маленькая грудь. Всегда что-нибудь да не так.

Ли Кэбот была подлинной красавицей, без изъянов. Светлая чистая кожа с легким здоровым румянцем, рост пять футов восемь дюймов – то есть довольно высокая, но не слишком. И отличная фигура: упругая высокая грудь, тонкая осиная талия, которую, казалось, при желании можно было обхватить ладонями (а желание это не отпускало ни на минуту), красивые бедра и ноги. Лицо тоже безупречное… словом, художнику, наверное, скучно было бы ее описывать, никаких тебе горбинок и горбов, длинного или острого носа, даже зубы у нее были идеально ровные – видно, ортодонт попался хороший. Вот только смотреть на эту красоту было отнюдь не скучно.

Несколько парней уже приглашали ее на свидание, но все получили вежливый отказ. Видимо, решили они, Ли по-прежнему любит какого-нибудь красавчика из Андовера, Брейнтри или откуда она там приехала – ничего, скоро разлюбит. У нас с ней было два совместных урока, и я лишь дожидался подходящего момента, чтобы попытать удачу.

Теперь, наблюдая за заинтересованными взглядами Арни и Ли друг на друга, я начал подозревать, что удача мне не светит. Тут я невольно улыбнулся. Арни Каннингем по прозвищу Мордопицца и Ли Кэбот… ну-ну, не смешите!

Тут моя внутренняя улыбка померкла. Я уже в третий раз заметил, что лицо Арни очищалось с поразительной скоростью. От угревой сыпи почти не осталось следа. На месте самых крупных прыщей были маленькие ямочки, но когда лицо у парня в целом привлекательное и интересное, на такие ямочки никто не смотрит: они – подумать только! – даже делают его еще интереснее и характернее.

Ли и Арни внимательно изучали друг друга, а я внимательно изучал Арни, гадая, когда и почему случилось эдакое чудо. Косые лучи солнца в кабинете мистера Томпсона падали прямо на его лицо, подчеркивая все линии. Он выглядел… старше. Словно вывел прыщи не умываниями и лосьонами, а каким-то чудом перевел часы на три года вперед. У него была новая стрижка – короче прежней, – и баки, которые он начал отращивать, как только смог (примерно полтора года назад), исчезли.