Борис Конофальский - Инквизитор. Вассал и господин [СИ]

– Хозяин велит за него четырнадцать талеров просить. – Отвечал приказчик так, словно оправдывался.

Агнес выгребла из кошеля всё серебро и держала его на руке, словно показывая. И говорила при этом с сожалением:

– Хорош кинжал, но и цена велика, не знаю, сыщу ли столько денег.

– А вы не волнуйтесь, молодая госпожа, хозяина в лавке нет, я отпущу вам его за двенадцать. – Говорил молодой человек.

– Ах, как вы добры, – сказала Агнес и начала на глазах его считать деньги, отсчитала двенадцать монет и вдруг спросила. – А женаты ли вы, господин?

Он, чуть обескураженный таким вопросом, замялся сначала в неловкости и ответил, чуть погодя:

– Два года как.

Она вдруг протянула к его лицу руку и погладила молодого человека по щеке, нежно, едва касаясь. И мурлыкала при этом:

– Счастливица, видно, жена ваша.

– Счастливица. – Тут же и не без гордости согласился приказчик, заливаясь румянцем. Да, такой, мол, я.

– Что ж, раз так, то пойду я. – Сказала Агнес. – Даст Бог, ещё зайду, если дело будет.

– Премного рад тому буду, – отвечал ей приказчик, улыбаясь. И добавил многозначительно. – Заходите… даже и без дела.

Ах, какой милой эта девушка ему показалась. Какой ласковой.

Она у порога последний раз улыбнулась ему и ушла.

Игнатий шёл следом за ней. Молчал – поражённый, удивлялся тому, что только что видел. Не мог он того понять, как ей удалось и кинжал взять и деньги не отдать. Что сотворила она с приказчиком такого, что словно спал он наяву. Опоить не могла, ничего не давала она ему пить, только говорила с ним и всё.

Игнатий, про себя всё больше восхищался этой маленькой, совсем молодой женщиной. Смотрел ей вслед, на её хрупкую фигурку и начинал понимать, что сильна она очень. Вот только не понял он ещё, на удачу или на беду остался он служить у неё.

Но эти мысли Игнатий гнал от себя. Пока что он ей восхищался.

Она волновалась, дожидаясь вечера. Даже аппетит потеряла. А её слуги нет, спокойны были. Ута была как всегда подобострастна и старательна. Купила плащи, хоть и плохие, зато не дорого, а вот лампу купила хорошую. И кучер её тоже спокоен был, ушёл в людскую и завалился спать. А что же ещё делать, коли лошади не надобны будут до самой ночи.

Так и валялась она в постели до самого вечера с книгой. И есть не ела, и пить не пила. Пригубит вина каплю, отломит крошку от сыра и книгу листает рассеяно. Не читает, картинки смотри. А что ей её читать, если всю её уже прочла три раза, а некоторые места и по десять раз. Думала всё о деле. И ничего не придумала, кроме того, что пойдёт в ночь эту к книготорговцу и уже там решит, как дальше всё будет.

К вечеру так измаялась, что заснула ненадолго. А уже в сумерках пришёл Игнатий и сказал, что лошади запряжены. Встала, оправилась, в зеркало поглядев, кинжал к поясу привязала, подумав, что на будущее под такой кинжал ей и пояс другой нужен будет. Допила вино и позвала Уту:

– Плащ подай.

Надела его, накинула капюшон и опять перед зеркалом повертелась. Что ж, хороша, хоть и плащ её был убог, но в ночи да темени разве кто разглядит, что он беден.

– Пошли,– кинула она служанке и потушила лампу в комнате.

Пока ехали, всё думала: заезжать ли в улицу узкую на карете или нет, и надумала, хотя и без решительности, что не умно то будет. И сказала кучеру, перед тем как он повернул на улицу Мыловаров:

– Тут жди, дальше мы сами пойдём. Тихо себя веди.

– Не извольте волноваться,– заверил кучер.

И они с Утой пошли.

Как с площади, на которой кабаки шумели, и над которыми лампы горели, свернули, так в темноту попали кромешную.

И тут заволновалась Агнес уже не в шутку. Не то, что днём на кровати было. Куда она шла, кто вёл её, зачем и что от книготорговца ей нужно? И другие вопросы так и закружились в её голове. И она, вдруг, встала в темноте. И Ута налетела на неё, чуть-чуть толкнув.

– Куда прёшь, нелепая?– Зло сказала Агнес.

– Простите, госпожа,– пролепетала служанка. – Псина я глупая, не углядела в темноте.

– Лампа тебе на что? Зачем её под плащ прячешь, если взяла.

– Простите, госпожа, глупа,– повторила Ута.

И достала лампу из-под плаща, над головой её подняла. И тут поняла Агнес, что раз уж пришла сюда, так нечего стоять. Решила -так делай. И волнение в душе, что её донимало, вдруг обратилось волною теплой. И пришло к ней тут что-то, что уже раз приходило к ней. Приходило здесь же, в этом же городе, так же, ночью. Когда господину её помощь нужна была. И пришло к ней ОЩУЩЕНИЕ.

Вдруг стала она видеть всё вокруг и без всякого фонаря. Только без цвета всё было, серое. И лужи она видела, и крыс, что в помоях за корку соперничают, и стены обшарпанные.

Она потянула носиком в себя воздух, замечая все запахи, что были на улице. И бочку для помоев, что стояла дальше, и что нечистоты кто-то выплеснул из окна на мостовую час назад, и как кто-то рядом ест кислую капусту, пожарив её с кровяной колбасой, и то, как пахнет страхом её служанка. Всё, всё, всё чувствовала она, и всё, всё, всё видела она. Даже о том она уже знала, что за углом ближайшего проулка стоят два мужа. Молча стоят, притаились, и пахнут они отнюдь не страхом. Прячут под одеждой железо и ждут путника, что в час ночной отважится там пойти.

Агнес повернулась к служанке и рассмотрела её. Ута стояла, приказа ожидая, и над ней словно воздух над огнём дрожал её запах, исходил от большого тела её волнами вверх.

Запах этот был запахом страха, и Агнес знала, что не темноты и не дела предстоящего боится служанка, а её боится, Агнес. И это было правильно. Было хорошо.

– За мной иди, сказала ей Агнес, – да под ноги себе свети, мне свет не нужен.

И они пошли вперёд. Агнес дошла до проулка, и, остановившись, произнесла громко, чтобы слышали её те двое, что прятались в темноте.

– Эй, вы, вижу вас, не прячетесь, прочь пошли, псы.

И два мужа, что ни темноты, ни крови не боялись, не палача не боялись, замерли, прижавшись к стене. Один другого за руку схватил крепко.

– Не прячетесь, говорю, прокляну, так язвами изойдёте. Убирайтесь, пока не разозлили меня.– Продолжила девушка.

Мужи в этом городе долгие годы знали таких как она, и голос её, и слова её, не оставили у них сомнений в силе её. Один повернулся и пошёл прочь, и второй судьбу не стал пытать, побрёл за товарищем.

Агнес выпустила рукоять кинжала, который так и не достала из ножен и пошла дальше, улыбаясь. А служанка с фонарём шла следом. Она даже и не видела, кому говорила в темноту её госпожа. И не интересно ей было это.

Наконец Агнес остановилась у широкой двери, над которой висела жестяная развёрнутая «книга».

– К стене стань, и фонарь под плащ спрячь,– негромко сказала девушка.

Служанка тут же это исполнила. И Агнес, не замедлившись ни на миг, не вздохнув даже, постучала в дверь. Постучала кулачком, а не кольцом специальным, что на двери весело.