Борис Конофальский - Инквизитор. Вассал и господин [СИ]

– Зовут его Игнаас ван Боттерен, он из Бреды. Но потом бежал из города.

– От чего же бежал он? Из-за тайных книг?

– Нет-нет, не из-за книг. Он детей брал.

– Что? Как это?

– Ну, брал, как женщин берут. Пользовал. Имел их. Заманивал их к себе, опаивал и брал. Но то всё слухи были. Сами дети того не помнили. За этим его никто поймать и не мог. Хотя, все на него думали. А однажды родители одной девочки сказали, что видели, как он их дочь семилетнюю в дом свой ввёл. Людей собрали, ломали ему двери, требовали дом показать. Он пустил, показал. И никого в его доме, поначалу, не нашли. Люди разошлись, но родители не успокаивались. И он собрал вещи, книги и бежал из Бреды. А родители на следующий день нашли свою дочь в бочке голой. Он её в бочке с водой во дворе своём утопил, и одежда её там же была. Он сверху на девочку камень положил, чтобы не всплыла, вот поэтому её сразу и не нашли. Он потом в Гюлинге жил, но и там не прижился. Мал городок, для него оказался. Он в Ланн и подался. Живёт там, на улице Ткачей. Дом с иконой святого Марка.

Вот теперь он не врал. Агнес несколько мгновений обдумывала всё, что сказал ей Роэм и потом спросила:

– А вправду у него книги тайные есть?

– Если и нет, то он найдёт, он всё о таких книгах знает, и многих тех он знал, что их писали.– Говорил книготорговец.– Мне другой такой знаток тайных книг не ведом, он лучший.

Это было всё, что она, кажется, хотела вызнать от него. Девушка задумалась и после произнесла:

– Если бы ты мне это сразу сказал, дурак, то и не пришла бы я к тебе, а раз ты заставил меня к тебе прийти второй раз, то уж оставлю я тебе след навсегда, чтобы помнил меня. А если хоть пискнешь при этом, то вовсе убью тебя.

Он косился на неё с ужасом, и молчал.

Взяла она кинжал крепко, и повела его по лбу от виска до виска разрезая ему кожу на лбу до самой кости, а книготорговец, замер, оскалился от боли, кряхтел, зубы стиснув, но другого звука не издал, хоть кровь заливала ему всё лицо и стекала на подушку. Так он её сейчас боялся, что даже пальцем не пошевелил, пока не закончила она.

– Молодец, стерпел.– Сказала Агнес, смеясь. И после ткнула пальцами его в лоб, добавила.– А теперь спи.

Глаза книготорговца сразу закатились, а рот открылся. А девушка, вытирая пальцы о перину пошла к выходу.

Дело было сделано. Они со служанкой спустились вниз, и прежде чем уйти Агнес остановилась, и стала брать книги со столов. Смотрела на них и те, что ей нравились, предавала Уте. Та принимала книги и лампой освещала другие, которые Агнес ещё не смотрела. Так они выбрали четыре больших и тяжёлых книги. Нужных среди них не было, то были романы куртуазные, но от скуки и их почитать было можно.

А уж после этого они и вышли из лавки, переступив на пороге через спящую бабу. Прикрыли дверь, и ушли в ночь обе довольные. Одна от того, что много узнала нужного, а другая оттого, что первая довольна.

Агнес шла, глядела на суетящихся у помоек крыс и повторяла имя, которое только что узнала:

«Игнаас ван Боттерен из Брэды. Игнаас ван Боттерен».

Так и дошли они до кареты, Игнатий помог ей сесть в неё и поехали кое-как по темноте в гостиницу, спать.

Завтрак у Агнес был, когда у других обед бывает. А потом позвала она управляющего Вацлава считаться. Тот шельмец кланялся и лебезил, а насчитал два талера с лишним, вор. Это за две ночи-то! За дуру её держал, не иначе. При этом и Ута была, и Игнатий были. Но девушка спорить с ним не стала, улыбалась только. Деньги достала, перед носом его повертела, по щеке бритой похлопала и заболтала его умеючи, денег ему так не отдав. А Вацлав кланялся, улыбался думая, что провёл простушку и хорошую лишку взял с неё. Внизу, уже у кареты, Игнатий, когда нёс её вещи, сказал о ей восхищённо:

– Как с малыми детьми вы с дураками этими.

Польстило ей это. Вроде холоп её похвалил, а всё одно – польстило. Ута теперь и слова лишнего не говорила, пока не прикажут ей, поэтому слова Игнатия в сердце ей запали. Ехала она по городу и цвела. Даже книги не трогала, что рядом лежали, просто в окно кареты смотрела.

А на главной площади, у ратуши, вроде, торговля тут воспрещена, но людно было. Да всё люди богатые. Дела обсуждали прямо на улице. У стены ратуши, под навесами от солнца, полдюжины менял свои банки расставили. Деньги столбиками мелкие на банках стоят. Сидят менялы, клиентов ждут, от жары изнемогают, платками обмахиваются. Они все одеты богато, в шелках да мехах, хоть, день и тёплый. Кое-кому из них лакеи обед прямо сюда принесли из трактиров, время-то обеденное. Агнес поглядела на них и крикнула кучеру.

– К менялам вези меня.

Надумала она перед отъездом из города взять денег у менялы какого-нибудь. Такую она в себе силу чувствовала после ночи прошедшей, что без лишних денег из этого богатого города ехать не хотела. Решила поживиться напоследок. Чего ж деньги упускать.

Игнатий карету остановил прямо в двадцати шагах от входа в ратушу. Ближе не подъехать. Все менялы, даже те, что обедали, повыскакивали, к карете подходили, наперебой услуги свои ей предлагали.

Но она поняла, что так ей неудобно дело будет делать и, отогнав их от кареты, сама к ним вышла. Выбрала того, что шумел больше всех. Меняла был крупен, толст и голосист. В шубе новой и большом берете был. Остальные разочарованно возвращались к своим обедам и разговорам.

– Госпожа, дам вам цену лучшую, – обещал большой меняла, вытирая лицо платком и возвращаясь к своей банке, туда же её жестом приглашая.

– И сколько дашь? – Спросила она, говоря ему «ты» умышленно, чтобы знал, что не ровня он ей. И при этом достала из кошеля всё тот же гульден и покрутила у него его перед носом.

А меняла своё дело знал, прищурился, глядя на золото, и сказал:

– Дозвольте в руку взять, вес понять, тогда скажу.

Нет, не так она всё себе думала, но делать было нечего, дала ему монету в руку. А сама пальцами у него пред глазами провела, плавно с лева на право, словно муху отогнала.

Они шли к его банке, а меняла монету на ладони взвешивал находу и говорил:

– Шестнадцать талеров земли Ребнерее и ещё двадцать крейцеров серебром дам за ваш гульден.

Она тут же гульден из руки у него выхватила проворно и обиженно сказала:

– Обмануть желаешь? Тридцать крейцеров давай.

И снова ручкой машет, словно муху отгоняет. Прямо перед носом у него.

– Будь, по-вашему, – сразу говорит меняла глазами моргая, и щурясь словно в глаза песок ему попал.

– Отсчитывай, – повелевает Агнес, а монету всё перед ним вертит, чтобы он её видел.

Меняла быстро деньги достал, в одно мгновение, даже не глядя на них, отсчитал столько сколько нужно, пальцами их зная, и протянул серебро Агнес. Дева деньги сгребла, не считая, бросила их в кошель, а гульден протянула к ладони менялы, который ждал его. Да только не положила она его в руку, а лишь коснулась золотом ладони и тут же отняла его.