Дин Кунц - Ангелы-хранители [litres]

Нора сделала глубокий вдох:

– Джим, Эйнштейн не глупее вас, Трэвиса или меня.

– Пожалуй, умнее, – заметил Трэвис.

Ветеринар растерянно уставился на своих гостей.

– Давайте-ка приготовим еще кофе, – предложила Нора. – День будет долгим, очень долгим.

Итак, несколько часов спустя, в субботу вечером, в десять минут шестого, Нора, Трэвис и Джим Кин столпились возле матраса, на котором лежал Эйнштейн.

Ретривер только что выпил еще немного воды. Он с интересом оглядел склонившихся над ним людей.

Трэвис пытался определить, осталась ли в этих больших карих глазах та странная глубина, сверхъестественная живость ума и отнюдь не собачье самосознание, которые он столько раз видел раньше. Проклятье! Он не был уверен, и эта неуверенность его пугала.

Осмотрев Эйнштейна, Джим сообщил, что глаза явно стали яснее, практически в норме, а температура продолжает снижаться.

– Ритм сердца также значительно лучше, – добавил доктор.

Утомленный десятиминутным осмотром, Эйнштейн плюхнулся на бок и протяжно вздохнул. И буквально через минуту снова задремал.

– Что-то он не слишком похож на гениальную собаку, – заметил ветеринар.

– Он пока еще слишком слаб, – покачала головой Нора. – Единственное, что ему сейчас нужно, – чуть больше времени на восстановление, и тогда он докажет вам, что мы говорили чистую правду.

– Когда, по-вашему, он встанет на ноги? – спросил Трэвис.

Джим задумчиво произнес:

– Возможно, завтра. Поначалу он будет не слишком устойчивым, но, возможно, завтра. Поживем – увидим.

– Когда он будет на ногах, – начал Трэвис, – когда к нему вернется чувство равновесия и ему захочется туда-сюда побродить, это станет первым признаком того, что у него прояснилось в голове. Итак, когда он снова будет в форме, мы устроим ему проверку и докажем вам, что у него действительно сверхъестественные умственные способности.

– Что ж, справедливо, – ответил доктор.

– А если он докажет вам свой незаурядный ум, вы ведь не станете его выдавать? – спросила Нора.

– Выдать его людям, создавшим этого Аутсайдера, о котором вы мне рассказали?! Выдать его лжецам, состряпавшим эту информационную утку?! Нора, за кого вы меня принимаете?!

– За хорошего человека, – ответила Нора.

Двадцать четыре часа спустя, в воскресенье вечером, Эйнштейн ковылял по смотровой Джима Кина, словно маленький четвероногий старичок.

Нора, ползая за ним на коленях, говорила, какой он замечательный и храбрый парень, и деликатно уговаривала не сдаваться. Каждый сделанный им шаг приводил Нору в восторг, словно она учила ходить собственного ребенка. Но что восторгало ее еще больше – так это те взгляды, которые пару раз бросал на нее Эйнштейн: в них читалась явная досада собственной немощью, но, кроме того, и насмешка, будто он хотел ей сказать: Эй, Нора, тут тебе что, бесплатный цирк? Нечего делать из меня посмешище!

В субботу вечером он попробовал немного твердой пищи, а в воскресенье уже ел потихоньку легкоусвояемый корм, который приготовил ветеринар. Эйнштейн теперь охотно пил воду, но самым обнадеживающим признаком того, что он идет на поправку, было его настойчивое желание справлять нужду не прямо на матрас, а в сторонке. Эйнштейн еще не мог долго стоять, время от времени у него подкашивались лапы, и он плюхался на задницу, но все-таки не врезался в стены и не ходил кругами.

Накануне Нора ездила за покупками и вернулась с тремя наборами игры скребл. И вот сейчас Трэвис разложил в дальнем углу смотровой, где было полно свободного места, на тридцать три кучки фишки с буквами.

– Мы готовы, – сказал Джим Кин, сидевший по-турецки на полу возле Трэвиса.

Пука, который лежал возле хозяина, недоуменно следил за происходящим.

Нора отвела Эйнштейна в угол, где были разложены фишки. Сжав голову Эйнштейна обеими руками, Нора посмотрела ему прямо в глаза:

– Ну ладно, мохнатая морда, давай докажем доктору Джиму, что ты не какое-то там жалкое лабораторное животное, участвующее в онкологических исследованиях. Давай продемонстрируем ему, какой ты на самом деле, и покажем, чего на самом деле хотят от тебя эти плохие люди.

Нора отчаянно пыталась убедить себя, что увидела знакомый огонек понимания в темных глазах ретривера.

Трэвис, явно нервничая, не в силах скрыть страх, поинтересовался:

– Кто задаст первый вопрос?

– Я, – решительно произнесла Нора и, повернувшись к Эйнштейну, спросила: – Как поживает скрипка?

Они рассказали Джиму Кину о послании, обнаруженном Трэвисом в то утро, когда Эйнштейну стало совсем плохо: «СКРИПКА СЛОМАЛАСЬ» – чтобы доктор понял, о чем речь.

Эйнштейн удивленно заморгал, затем посмотрел на буквы, снова заморгал, понюхал буквы, и у Норы похолодело в животе, но тут, совершенно неожиданно, Эйнштейн начал выбирать нужные буквы и передвигать их носом.

СКРИПКА ПРОСТО РАССТРОИЛАСЬ

Трэвиса затрясло, словно засевший внутри страх в мгновение ока вырвался наружу мощным электрическим разрядом.

– Слава богу, слава богу! – смеясь от восторга, твердил он.

– Чтоб мне пусто было! – ахнул Джим Кин.

Пука поднял голову и навострил уши, понимая, что происходит нечто важное, но не зная, что именно.

У Норы словно камень с души свалился. Вернув буквы на место, она спросила:

– Эйнштейн, кто твой хозяин? Назови нам его имя.

Ретривер посмотрел на Нору, на Трэвиса и дал обдуманный ответ:

НЕТ ХОЗЯИНА ЕСТЬ ДРУЗЬЯ

Трэвис от души рассмеялся:

– Ей-богу, я совершенно согласен! Никто не может назвать себя его хозяином, но быть его другом – это, черт возьми, дорогого стоит!

Доказательство того, что интеллект Эйнштейна не пострадал, заставило Трэвиса смеяться от восторга впервые за много дней, а Нору – плакать от облегчения.

Джим Кин с глупой улыбкой смотрел на все это широко раскрытыми от удивления глазами:

– Знаете, я чувствую себя ребенком, который в сочельник проскользнул из детской вниз и увидел реального Санта-Клауса, раскладывающего подарки под елкой.

– Моя очередь. – Выйдя вперед, Трэвис погладил Эйнштейна по голове. – Джим только что упомянул о Рождестве, а оно уже близко. Всего через двадцать дней. Поэтому скажи мне, Эйнштейн, что бы ты хотел получить в подарок от Санты?

Эйнштейн дважды начинал раскладывать буквы, но оба раза передумывал и снова их смешивал. Он немножко поковылял вокруг, затем плюхнулся на задницу, застенчиво посмотрел на ждавших ответа людей, снова встал и составил просьбу Санта-Клаусу из четырех слов:

ВИДЕО С МИККИ-МАУСОМ

Спать они легли только в два часа ночи, поскольку Джим Кин был точно пьяный, но не от вина или пива, а от неописуемого восторга, в который его привели интеллектуальные способности Эйнштейна.