Дин Кунц - Ангелы-хранители [litres]

– Да, совсем как человек. Но все-таки собака, все-таки собака, с интеллектом, удивительно похожим на человеческий и так же удивительно отличающимся от него, судя по тому, что я видел.

Однако Джим решил не мучить четвероногого пациента и после того, как тот еще раз десять продемонстрировал свои уникальные способности, заявил, что не стоит слишком утомлять пса. Тем не менее Кин был буквально наэлектризован и настолько взбудоражен, что с трудом сдерживался. Казалось, еще немного – и ветеринар просто-напросто взорвется.

На кухне Джим Кин упросил своих гостей снова рассказать про подвиги Эйнштейна: историю с журналом «Модерн брайд» в Солванге и про то, как Эйнштейн сам разбавил в ванне горячую воду холодной, когда Трэвис решил его искупать, и прочее. Некоторые истории Джим с удовольствием пересказывал сам, как будто Трэвис с Норой впервые об этом слышали, но они были счастливы простить доктору эту маленькую слабость.

Джим, сияя как блин масленый, схватил со стола информационную листовку, торжественно сжег ее в кухонной раковине и смыл пепел:

– К черту узколобых идиотов, которые держат подобное существо взаперти, чтобы колоть и тыкать его, а потом изучать реакцию! У них хватило таланта, чтобы создать Эйнштейна, но не хватило ума понять, что именно они создали. Они не понимают всей грандиозности своего творения, так как иначе не держали бы Эйнштейна в клетке.

В конце концов, когда Джим Кин неохотно согласился, что всем нужно хоть немного поспать, Трэвис отнес уже спящего Эйнштейна в гостевую комнату, где они с Норой соорудили для него на полу постель из подушек и сложенного одеяла.

Нора с Трэвисом лежали в обнимку в темноте, прислушиваясь к умиротворенному посапыванию Эйнштейна.

– Теперь все будет хорошо, – сказала Нора.

– Нам по-прежнему грозит опасность, – ответил Трэвис.

У Трэвиса зародилась слабая надежда, что выздоровление Эйнштейна в какой-то мере ослабило нависавшее над ним проклятие преждевременной смерти всех, кто был ему дорог. Однако он еще не был готов поверить, что проклятие полностью снято. Ведь где-то там, во тьме, скрывался Аутсайдер… И он приближался.

Во вторник, седьмого декабря, они забрали Эйнштейна домой, хотя Джиму Кину ужасно не хотелось с ними расставаться. Он проводил их до пикапа и, стоя у окна со стороны водителя, не уставал повторять, что лечение придется продолжать еще пару недель, раз в неделю в течение месяца нужно будет привозить Эйнштейна на осмотр, а также приглашал запросто заезжать в гости, чтобы пропустить по стаканчику, пообедать и поболтать. Ветеринар явно пытался сказать, что хочет стать частью жизни Эйнштейна, частью ее прекрасного волшебства.

– Джим, поверь мне, мы вернемся. А перед Рождеством ты приедешь к нам. Проведем вместе день.

– Что ж, я с удовольствием.

– Мы будем очень рады, – сказал Трэвис.

На обратном пути Нора положила Эйнштейна к себе на колени, укутав одеялом. Эйнштейн пока не нагулял аппетита и был еще очень слабым. Его иммунная система подверглась сильнейшему стрессу, что означало повышенную восприимчивость к болезням. Поэтому первое время он в основном будет находиться дома, где ему потребуется максимальная забота и внимание до полного восстановления – возможно, в начале будущего года, если верить Джиму Кину.

Покрытое синяками разбухшее небо было беременно дождевыми облаками. Тихий океан казался свинцово-серым и скорее походил на миллиарды осколков сланца, приводимых в движение геологическими процессами в чреве земли.

Однако унылая погода не могла омрачить их радужного настроения. Нора сияла, а Трэвис поймал себя на том, что насвистывает. Эйнштейн с величайшим интересом изучал пейзаж, явно наслаждаясь мрачной красотой бесцветного зимнего дня. Быть может, ретривер уже не надеялся снова увидеть мир за окном смотровой Джима Кина и в такой ситуации радовался даже морю вздымающихся камней и синюшному небу.

Когда они вернулись к себе, Трэвис, оставив Нору с ретривером в пикапе, вошел в дом через заднюю дверь с пистолетом 38-го калибра, который они обычно держали в машине. На кухне по-прежнему горел свет, который они, уезжая на прошлой неделе, впопыхах забыли выключить. Трэвис поспешно достал из кухонного шкафчика «узи», убрав более легкое оружие. Он осторожно проверил все комнаты, заглядывая за все более-менее крупные предметы меблировки и в каждый шкаф.

Трэвис не обнаружил следов взлома, впрочем, он и не рассчитывал их найти. В этой тихой сельской местности преступности практически не было. Можно было неделями держать дверь открытой, не рискуя, что воры отставят после себя одни голые стены.

Трэвиса волновал Аутсайдер, отнюдь не грабитель.

В доме никого не было.

Трэвис проверил амбар, прежде чем поставить туда пикап. В амбаре тоже все было спокойно.

Нора вошла в дом, опустила Эйнштейна на пол и сняла с него одеяло. Ретривер прошлепал по кухне, обнюхивая каждую вещь. В гостиной он посмотрел на холодный камин, затем обследовал приспособление для переворачивания страниц.

После чего он потрюхал в кладовку на кухне, включил свет с помощью ножной педали и извлек буквы из акриловых трубок.

ДОМ

Трэвис присел возле ретривера:

– Дома хорошо, да?

Эйнштейн ткнулся носом в Трэвиса, лизнув его в шею. Золотистая шерсть ретривера пахла свежестью: доктор Кин искупал собаку в контролируемых условиях смотровой. Лоснящийся и свежевымытый, Эйнштейн тем не менее был на себя не похож: казался усталым и исхудавшим. Ведь он потерял несколько фунтов меньше чем за неделю.

Достав очередные буквы, Эйнштейн снова написал то же самое слово, точно желая еще сильнее подчеркнуть свою радость.

ДОМ

На пороге кладовки появилась Нора:

– Дом там, где душа, а мы вложили сюда всю свою душу. Эй, давай пораньше пообедаем в гостиной и поставим тебе видеокассету «Рождественская история Микки». Ну как, идет?

Эйнштейн яростно завилял хвостом.

– Как думаешь, осилишь на обед свою любимую еду – пару сосисок? – спросил Трэвис.

Эйнштейн облизнулся, затем извлек из аппарата очередные буквы, чтобы выразить с их помощью свое полное одобрение:

ДОМ ТАМ ГДЕ СОСИСКИ

Проснувшись посреди ночи, Трэвис увидел, что Эйнштейн стоит возле окна, положив передние лапы на подоконник. В тусклом свете включенного в ванной комнате ночника ретривер казался смутной тенью. Внутренние ставни на окне спальни были заперты, и пес не мог видеть лужайку перед домом. Хотя при наличии незримой связи с Аутсайдером глаза были тем самым органом чувств, в котором Эйнштейн сейчас меньше всего нуждался.

– Там кто-то есть, малыш? – опасаясь случайно разбудить Нору, едва слышно спросил Трэвис.