Виктор Лаваль - Подменыш [litres]

– Мы были в доме, – продолжала Ким. – Я помню, что перевернутая тарелка лежала у меня на коленях, словно я пролила суп, а потом заснула. И тут надо мной появился папа: «Дом горит. Тебе лучше встать». Эту часть я помню очень хорошо. Но я не могла встать. Все было как в тумане, и папе пришлось мне помочь. Он был маленьким и худым, как спичка, но он поднял нас с тобой одновременно, посадив каждую на плечо.

Как только он взял меня на руки, я поняла, что происходит с домом. Все вокруг горело. Я ничего не видела. И начала задыхаться от дыма. Папа отнес нас на кухню. Там была мама.

– Он и ее туда отнес? – спросила Эмма.

– Мама устроила проклятый пожар, – ответила Ким.

Ким так сильно схватила Эмму за локоть, что тяжелая сумка выпала из ее руки.

Родители, собравшиеся возле качелей, тут же посмотрели в их сторону, и даже сидевшая на скамейке бабушка наклонилась вперед, стараясь понять, что происходит. Родители окинули оценивающими взглядами Ким, Эмму и сумку, потом детскую площадку. Где дети этих женщин? Почему они здесь одни? Ким заметила, что этот вопрос пришел в голову трем матерям и отцу. Две черных женщины в детском парке. Может быть, они няни?

– Папа принес нас на кухню, – продолжала Ким. – И там, за столом, сидела мама. Перед ней стояла тарелка с недоеденным супом. Она закричала на папу, который направлялся вместе с нами к кухонной двери. Она схватила тебя, стащила с его плеча и посадила к себе на колени. Мама держала тебя очень крепко, и я испугалась, что ты можешь задохнуться, но ты сохраняла полнейшее спокойствие. Все это выглядело дико. Я начала плакать, как безумная, а ты с невозмутимым видом сидела на коленях у мамы. Теперь я понимаю, что ты просто была в шоке. Папа снова закричал, и мне показалось, что они продолжают утреннюю ссору, вот только сейчас дом горел и мы все могли умереть.

– Как мы выбрались наружу? – прошептала Эмма.

– Ну, папа уже держал меня. Он крикнул маме, чтобы она тебя отпустила. Я тоже начала ее просить, хотя сомневаюсь, что могла произнести хоть что-то осмысленное. Мама заплакала и сказала, что не хочет, чтобы ее девочки остались сиротами. Будет лучше, если мы умрем вместе с ней. Какая мать согласится, чтобы ее девочки сражались с суровой судьбой в одиночку? Она прижала тебя к себе еще крепче.

– Но я здесь, – сказала Эмма. – Мы обе здесь.

– Нас спасла именно ты, – сказала Ким. – Во всяком случае, ты помогла.

– Я? – удивилась Эмма. – Мне же было всего пять.

– Я, мама и папа кричали и плакали, дом горел, и тут ты повернулась к маме и произнесла два слова: «Отпусти меня». Вот так просто, ты даже не кричала, но все тебя услышали. Это я объяснить не могу. Словно твой голос прозвучал у нас в головах. Мама перестала тебя удерживать, ты слезла с ее колен, подошла к папе и взяла его за руку. Он вывел нас наружу. Последнее, что я видела: мама сложила руки на коленях и опустила голову. Она выглядела такой одинокой.

– Но он умер, – сказала Эмма. – Во время пожара. Не так ли?

Ким говорила едва слышным шепотом, словно снова стала девушкой, переживавшей старый ужас.

– Папа пошел назад, к дому. Я думала, он собрался вывести маму, но, когда папа подошел к двери, он обернулся и посмотрел на меня. Я видела его лицо. Я думаю, он пытался мне тогда что-то сказать, не словами, а обращаясь непосредственно к моему разуму. Может быть, мне просто так хотелось. Я видела его лицо, он выглядел побежденным. Он схватился за ручку кухонной двери. Должно быть, она была уже очень горячей, я не понимаю, как он смог ее удержать. Но он взялся за ручку и вернулся в дом, к ней.

Ким и Эмма сели на одну из скамеек. Когда Ким подняла голову, они обнаружили, что остались в парки одни. Должно быть, родители забрали детей и сбежали. Неужели они с Эммой такие страшные? Может быть, так и есть.

– Машина «Скорой помощи» увезла нас в больницу, ведь мы надышались дымом, – продолжала Ким. – Мы находились там в течение пяти дней. Затем нас отдали в приемную семью, где мы оставались до тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать. Мы жили у очень милой пары, Натана и Полин. Ты их помнишь?

– Полин делала потрясающее овсяное печенье, – прошептала Эмма.

– Да, верно.

– Мне исполнилось восемнадцать, меня назначили твоим опекуном, и мы жили вместе, пока ты не закончила среднюю школу.

– А почему ты не рассказывала мне об этом раньше? – спросила Эмма.

Ким откинулась на спинку скамейки и скрестила руки на груди.

– Я вообще не собиралась тебе рассказывать, – ответила она. – Я понимаю, как это звучит, но я очень давно приняла такое решение. Мне казалось, ты все забыла, и я не хотела тебе напоминать. Я не утверждаю, что поступила правильно, но таким был мой выбор. Я думала, что защищаю тебя.

Эмма наклонилась вперед и уперлась локтями в колени.

– Так что же заставило тебя изменить решение? – спросила она.

Ким положила руку на плечо сестры.

– Ты меня пугаешь, – сказала Ким. – Я увидела на твоем лице такое же выражение, какое было в то утро у мамы, и я…

– Иногда я смотрю на Брайана, и мне кажется, что он не мой сын, – перебила ее Эмма.

– Что ты хочешь сказать? – мягко спросила Ким, поглаживая сестру по спине.

– Может быть, дело в глазах, – ответила Эмма. – Или в том, как он морщит губы? Он выглядит, как Брайан, которого я родила, но мне кажется, это кто-то другой. Когда я держу его на руках с закрытыми глазами, я почти могу почувствовать разницу. – Она тихо заплакала. – Я знаю, как звучат мои слова. Я понимаю.

Ким наклонилась к сестре.

– Позволь мне сказать тебе то, что понимаю я, Эмма. Ты истощена. Тебе пришлось слишком рано выйти на работу. А когда ты была ребенком, у тебя отняли отца и мать. И меня не удивляет, что ты боишься потерять ребенка, которого любишь больше всего на свете.

Эмма выпрямилась и оперлась на плечо сестры. Она указала на сумку.

– К комнате Брайана примыкает пожарная лестница. Там есть закрывающиеся ворота, но мне кажется, этого недостаточно. Я хочу обмотать их цепями, думаю, это позволит мне чувствовать себя лучше, но я боюсь, что Аполлон мне запретит. Он будет возражать.

Ким обняла Эмму и посмотрела на сумку.

– Давай скажем ему, что это указание врача, – предложила Ким. – Я даже готова помочь тебе пристроить их на ворота.

Эмма улыбнулась.

– Ты хорошая старшая сестра, – сказала она.

Довольно скоро после этого они встали со скамейки. Эмма взяла сумку за одну ручку, Ким за другую, и они вместе понесли цепи домой.

Ким Валентайн любила и поддерживала сестру, очень хотела помочь и предложила ей принимать антидепрессанты. «Золофт». Одним из побочных эффектов являлся быстрый набор веса, но с Эммой почему-то произошло наоборот. Она перестала есть и потеряла шесть фунтов за две недели. Утром, как правило, Аполлон готовил на завтрак овсянку – быстро и сытно, – но только они с Брайаном доедали до конца свои порции. В это утро Эмма предложила приготовить завтрак. Скромный акт доброй воли. Аполлон его оценил.